Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) - ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ

Временами чудилось, что он идет во сне, что сверкающий снег вокруг него лишь мерещится ему. Надо было сделать над собой усилие, чтобы освободиться от тумана, застилающего ему глаза, но на усилие это у него не осталось сил. Вскоре Озермесу показалось, что впереди затемнело что-то похожее издали на спящего человека. Неужели в этой пустыне, кроме него, мог быть еще кто-то живой? В это было трудно поверить. Озермес ускорил шаг и увидел старца со светящимся лицом, в худой черкеске, который сидел на глыбе льда. На снегу рядом с ним лежала потертая шапка. Седая до голубизны борода старца спускалась на сплетенные из ремешков прохудившиеся чувяки, из одного торчал большой палец с загнутым ногтем. Густые, серебрившиеся под луной волосы спадали на высокий желтый лоб, мохнатые темные брови нависали над крупными задумчивыми глазами. За могучими широкими плечами были сложены огромные белые крылья. Луна освещала его сбоку, но тени на снег он не отбрасывал.

Язык у Озермеса онемел. Кто это мог быть? Если Дух гор, то почему на нем потертая черкеска и продранные чувяки? А если это старик адыг, то откуда у него крылья и как он попал сюда? Однако кем бы тот ни был, мерещится он Озермесу или нет, поздороваться с ним, как со старшим, следовало первым.

— Салам алейкум, достопочтенный тхамада, — преодолев свою не моту, пролепетал Озермес, — да пребудешь ты в добром здравии.

Старец смотрел на него, как смотрят сверху на ползущую по земле букашку.

— Прости меня, если я ошибаюсь, но, кажется, я узнал тебя — ты Дух гор, — с трудом выговорил Озермес.

В неподвижных глазах старца мелькнули искорки, и он с отвращением пробормотал низким, похожим на отдаленное ворчание грома, голосом:

— Чело-ве-ек!

— Да, я человек, — ободрившись, сказал Озермес. — Ты, достопочтенный тхамада, тоже не сразу определил, кто перед тобой? Наверно, ты давно не видел людей.

Старец выпрямился, сонная задумчивость сошла с его лица, и глаза загорелись.

— Откуда ты взялся, человек? — пророкотал он.

Озермес заколебался, отвечать старцу или нет. Но, независимо от того, видит ли он его во сне или наяву, не следовало упускать возможность поговорить с ним. Кто знает, представится ли еще раз такой случай, явится ли когда нибудь ему Дух гор. В том, что это был Дух гор, Озермес уже не сомневался. Решившись, он сказал:

— Я скатился сверху, с вершины Ошхамахо, поднялся туда, чтобы увидеть Тха, но он мне не явился.

Огненные глаза старца вспыхнули так, что лицо Озермеса опалило жаром.

— Ты хотел увидеть Тха? — с громовым хохотом спросил он, и со склона неподалеку от них с шумом скатилась лавина, и покрытая снегом земля дрогнула.

— Да, — подтвердил Озермес, — я хотел спросить у Тха, почему он так устроил жизнь людей...

— Жизнь людей? — прогремел Дух гор. — Вы живете, как земляные черви. Знаешь, за что я ненавижу вас? — В груди его словно ворочались жернова. Озермес невольно отступил на шаг.

— Знаю, достопочтенный тхамада. Ты восстал против Тха, потому что он не захотел дать людям свое знание, а они не поддержали тебя. Но люди помнят об этом, джегуако всегда рассказывали им о тебе.

Гнев Духа гор угас так же мгновенно, как и вспыхнул. Опершись локтями о колени, он задумчиво разглядывал Озермеса то загорающимися, то гаснущими глазами.

— Не думай, что люди не хотят знаний, — возобновил разговор Озермес. — Отец говорил мне, что некоторые люди стараются узнать столько же, сколько знает Тха, и даже больше.

— Ты видел, что делает ворона, когда не может разломить клювом орех? — спросил Дух гор. — Она бросает его сверху на камни, и вместе со скорлупой разбивается и сердцевина. Таковы и вы, люди, стараясь докопаться до сердцевины, вы ломаете и скорлупу, и то, что внутри. А если бы люди поддержали меня, они получили бы знания цельными. Скажи, человек, а как теперь живут люди?

— Я и моя жена ушли от людей три зимы тому, — ответил Озермес, — люди убивали друг друга.

— Так вам и надо! — прогремел Дух гор. — Убивайте, убивайте, пока не опустеет земля. Жалкие черви!..

Он снова расхохотался, и где то опять ухнула, падая вниз, лавина. В голове у Озермеса прояснилось, и он подумал, что никогда не простит себе, если не спросит у Духа гор обо всем, что его сейчас интересует, а там будь что будет.

— Прости, тхамада, — сказал он, — что я беспокою тебя вопросами, но мы, наверно, больше не встретимся. Скажи, ты не думаешь когда-нибудь помириться с Тха?

— Помириться?! — вознегодовал Дух гор и махнул крылом.