Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) - ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ

Озермес пошевелил потрескавшимися губами и взял волчонка на руки. Тот лизнул его в шею.

— Еще я хотела сказать, — снова заговорила Чебахан, увидела, как Озермес поднял повернутую к ней ладонью руку и виновато опустила голову. — Я знаю, что ты хочешь сказать — что я завалила тебя словами, как лавиной. Но тебя не было так долго...

— Верно, — пробормотал Озермес, опуская Хабека на землю. — Эта ночь оказалась длинной, как вечность. На вершине было пустыннее, чем в зимней степи. Я обниму от радости первое дерево, которое нам встретится.

Чебахан выпятила нижнюю губу, пригнулась и полезла в пещеру.

Озермес слабо ухмыльнулся.

— Когда стемнеет, я обниму тебя тоже! — сказал он.

Вместо ответа Чебахан подала ему свернутую бурку, мешок с казаном, ружье и лук.

Взяв казанок со спящими углями, они издали попрощались с бородачом и его говорливыми птенцами и покинули холодное, продуваемое ветрами нагорье.

По дороге Озермес рассказывал Чебахан о том, как минувшей ночью он, торопясь, кружил по склонам Ошхамахо, перебирался через расселины во льду, обходил камнепады, объятый оцепенением, разглядывал обращенных в черный камень ушедших, с тяжелой головой, как в бреду, шел по скрипучим снегам, поднимался на младшую вершину и, изнемогая, всползал по склону старшей, стоял, объятый восторгом и ужасам над невидимой землей среди неподвластного взгляду нескончаемого звездного мира и тщетно взывал к Тха, и потом разговаривал с Духом гор, и как он услышал среди метели голос отца.

Рассказывая, Озермес думал о том, что после того, как он узнал, что Тха стар и, наверно, не вечен, в его и Чебахан жизни что-то должно перемениться, ибо то знание, которое он приобрел, подобно дереву, с которого осыпались цветы, рано или поздно оно принесет свои плоды.

Размышляя об этом, он ощущал и непонятное чувство своей вины за что-то, или перед Тха, о котором он теперь думал не как о боге, а как об обычном, пусть и уважаемом, но смертном человеке, или перед отцом, чья душа прилетает к нему откуда то издалека, спасает его, постоянно куда-то зовет, а он, не понимая, не откликается на этот зов...

Колесо времени завертелось обратно. Позади остались сморщенные от прожитых лет снега и замшелые скалы, безмолвные болотца, поросшие жесткими колокольчиками лужки, цепляющиеся за камни кустарники, а снизу поднималось пахучее, приветливое, разношумное тепло.

Сперва на одну из скал с криком уселась стайка черно зеленых галок. За ними замелькали среди каменистых осыпей красновато голубые кеклики. Засвистели, как в камыли, улары. Один из уларов так стремительно взбегал по склону, что наскочил на Самыра. Оба оторопели от неожиданности, но Самыр оказался быстрее, прыгнув, он успел схватить взлетавшего улара за ногу. Когда Озермес похвалил его за проворство, он завилял кончиком хвоста и опустил голову.

— Знаю, знаю, что ты скромный джигит, — сказал Озермес, — но не выставляй свою скромность напоказ.

Стоило Самыру выпустить улара, как Хабек с рычанием схватил птицу за шею, стал таскать ее по земле и не выпустил, пока не получил щелчок по носу.

Они спустились к речке, и Чебахан приоткрыла от удивления рот, увидев, как черная с белым воротником оляпка, стрелой летевшая вдоль речки, вдруг камнем упала на песок, зашагала к воде, погрузилась в нее с головой и немного времени спустя вышла на другой берег с рыбешкой в клюве.

— Ты видел, видел, что она сделала? — в восторге спросила Чебахан. — Она ходит под водой!

— Да, белорукая, оляпок я наблюдал не раз. Наверно, ей покровительствует Псыхогуаше. Ни один человек не сможет сделать то, что делает эта маленькая птичка.

Начались густые леса.

Посмотрев на парившего в небе белоголового сипа, Озермес рассказал Чебахан, как Дух гор выдернул перо из своего крыла, почесал им спину и потом воткнул перо обратно. Чебахан пригорюнилась и сказала:

— Жаль мне его, всегда один. А ты, муж мой, смог бы жить один?

— Кабы не ты...

— Я не смогла бы, потеряла бы душу. А как бы ты жил здесь, в горах, если бы мы не встретились?

— Наверно, выл бы на луну, как одинокий волк. А может, бродил, искал людей...

Сказав так, Озермес задумался. Куда он пошел бы искать адыгов? И не тех ли адыгов, которые, быть может, уцелели, имел в виду отец, когда говорил ему: возвращайся к тем, кто ждет тебя, кому ты нужен?.. Он хотел сказать о своей догадке Чебахан, но она, поглаживая свой живот, улыбалась и ему, и Самыру, и Хабеку, и соснам, елям, букам, среди которых они шли, и рокочущей под обрывом речке, и плывущему над лесом облачку, и ей не было дела ни до Тха, есть ли он или нет, стар он или вечно молод, ни до чего другого, кроме зреющей в ней новой жизни.