Граф-О-Ман - Поиски Бога

–Деда, ну, деда, расскажи про инициацию себя, – тиская кота, попросил белокурый мальчишка.

–Да ну, Кузьма, тебе зачем, давно её отменили.

–Ну, деда, – не отставал. – Ну как это было, расскажи.

Утолить любопытство малыша был мой дедовский долг, да и самому откликнулись в душе воспоминания о путешествии, проделанном с моей семьей.

– Ну, усаживайся ближе, шалопай, и слушай внимательно, дело было так…

Дело было так…

Когда-то на планете Хуманус народ взбунтовался и потребовал у власти права выбора религии. Государственные чины, из Мирового управления, посовещались и распечатали порталы между другими жизнеспособными планетами нашей солнечной системы. Так у людей появилась возможность посетить еще три планеты Итернум, Доминус, и Ин Шентия. Не все жители планет были рады чужакам, но все открыли свои двери для путников.

– Деда, а сколько тебе было?

– Я был как ты, совсем еще малёк, но у меня была большая семья, с которой мы отправились в первый поток по планетам. Я, папа и мама, дедушки и бабушка, к сожалению, папина мама к тому времени давно умерла.

Первой была планета «Доминус».

Портал, мерцая, вырезал в воздухе арку, пересекая её мы были оглушены величественным звоном, на столько громким, что заболела голова. Ноги ступили на холодные гладкие плиты. Темнота. Бабушка Мира ахнула, и было с чего. Не было на нашей планете такой красоты, возведенных до самого неба каменных стен, с огромными окнами, собранными из разноцветных стеклышек, которые, пропуская снаружи свет, делали изображения на них живыми. Нос щекотал тяжелый сладкий запах, настойчиво окутывавший нас, пропитывая одежду. Вокруг было много людей, они шевелили губами, но при этом не произносили ни слова, медленно переходя от одной картины к другой. Картин на стенах было много, почти все – портреты людей, в очень красивых рамах. Моё внимание опять прилипло к стенам. Я не мог наглядеться на волшебные стеклышки и не заметил, как к нам подошел старик с густой седой бородой и в черной длинной мантии, вышитой золотыми нитями. В руке у него болталась маленькая чаша, на длинной золотой цепи, из нее и парил этот таинственный аромат.

– Входите в храм, ища мира, успокоения и очищения души вашей, ибо Господь так велел.

– Здравствуйте, – поздоровался папа.

Дедушка, мамин папа, на него шикнул, глубоко поклонился незнакомцу и стал целовать его украшенные перстнями пальцы.

Все остальные последовали его примеру. Кроме меня.

– Священник Иоанн Григорьевич, – представился он и обратился ко мне. – Понравились наши витражи? У них великая история, обязательно поведаю вам в будущем, вы верно устали.

– Нет, – ответил я погромче, в бескрайнем помещении храма, казалось, что мой голос не услышат.

Дедуля со священником смерили меня недобрыми взглядами. Мама мягко коснулась плеча, словно уверяя- всё в порядке.

Нас повели по храму, от одной картины, которые называли иконами (ликом святых), к другой и рассказывали истории. Остальные посетители себя называли братьями и сестрами, я мысленно позавидовал тому, какая у них семья большая, я – то один, у моих друзей в семье не больше троих детей, а тут человек пятнадцать насчитал, а они всё сестры и братья. Нас провели в следующий зал. Послышалась холодящая душу мелодия, захотелось плакать от заключенных в нее слов. Еще один священник произносил напевно стихи, а люди, выстроившись в очередь, получали у него из рук какую-то еду. У меня шумно забурчало в желудке.

– Это таинство Причащения, способ соединения с Богом. Люди получают частичку Христа, его кровь и тело.

– С одной ложки есть нельзя, заразно! – удивился я, вспомнив, как мама запрещает пить из чужих стаканов.

– Заражаются люди только через грех, а в доме Господня только чистые помыслы и намерения… и ложки.

– Ну, мама говорит стерилизовать надо руки, – прикрикнул я возмущенно, а деда легонечко шлепнул меня по губам, призывая к молчанию.

Я обиделся до слез, а священнику жест понравился.

– Не оставляйте юношу без наказания, если накажешь его розгою, он не умрет. Ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподни.

– Это так жестоко, – вступилась за меня мать.

– Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью, но после, наученным через него, доставляет мирный плод праведности.

Мне после таких речей было уже всё не радостно, даже красивые стеклышки потеряли свою привлекательность. Я почувствовал, как мою руку сжала мамина влажная ладошка, и мне стало лучше.