Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) - ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ

— Идем, идем, — сказал Озермес, — не будем пугаться, это всего навсего птица.

Сперва они шли не спеша, потом, не сговариваясь, заторопились и пустились бежать.

Когда они добежали до шафранового луга, Озермес увидел Чебахан. Она стояла возле Мухарбека и, прикрываясь рукой от солнца, смотрела на него и Самыра. В своем неуклюжем платье из шкур она гляделась как сильно отощавшая медведица, и Озермес подумал, что и он, навер но, издали мало похож на человека. Покинув людей, они не влились ни в животные, ни в пернатые стаи и никогда не сумеют присоединиться к ним. Крыльев, во всяком случае, у них не вырастет... Как угадать, какое место отведено Тха на этой земле для них, затерявшихся в горах? Может, они уже обрели его, а может, подобно тому как в прошлом адыги, когда земля в их аулах засорялась нечистотами, перекочевывали на новые места, им следует переходить из одной долины в другую, бросать старую саклю и строить где то новую, и так до тех пор, пока не придет их время расстаться с душой.

Озермес оглянулся на синевший внизу лес. Встреча с кабанами могла оказаться плачевной. Случайность, что они пронеслись мимо, или Мазитха, гнавший стадо, все таки увидел Озермеса и направил бег кабанов стороной?

Самыр, первым добежав до Чебахан, ткнулся носом ей в руку, обнюхал землю, заглянул в стоявшую у стены корзину, замахал хвостом, довольно заурчал и сел, свесив набок красный язык. Посмотрев на его блаженную морду, Чебахан усмехнулась. Самыр, застеснявшись, отвернулся.

— Заждалась, белорукая? — спросил Озермес, протягивая Чебахан добычу.

— Ждать я привыкла, — пробормотала она, поворачивая перед глазами тушки зайца и тетерева. — И сегодня я не скучала.

— Как твой воспитанник, кормилица?

— Если не спит, то ест. Волчата все такие прожорливые?

— Наверно. Волки, когда добывают еду, наедаются впрок. У волчат это в крови, должно быть, и у всех младенцев тоже. Отец рассказывал, что я сосал грудь матери даже во сне.

Чебахан, заулыбавшись, посмотрела на него. Ни одна из женщин, которых в прошлом знал Озермес, не улыбалась, как Чебахан. И плавно изогнутые губы, и прямой нос с расширяющимися, как у косули, ноздрями, и чуть впалые щеки, и длинные дуги бровей, все оставалось неподвижным, но в глазах вдруг загоралось множество звездочек, и лицо освещалось, как лесная поляна, на которую лег прорвавшийся сквозь густую листву луч солнца.

— Пожалуй, пока я буду кормить волчонка почаще, — озабоченно сказала она, — а когда он начнет ходить, только три раза: утром, днем и на ночь. — Смутившись, подобно Самыру, Чебахан опустила глаза.

— Все равно, — сказал Озермес, — он вырастет полуволком, полусобакой, но не человеком!

У Чебахан дрогнул подбородок, она подняла ресницы, и Озермес увидел в ее потускневших от боли глазах неизбывную тоску по детям, и тоска эта передалась ему. А ведь сколько раз отец говорил: помни, разговаривая с человеком, что рана кинжальная затянется, а языком нанесенная — останется. Досадуя на себя, он, нарочито нахмурившись, сердито сказал Самыру:

— Как тебе не стыдно, и еще отцом называешься!

Самыр недоумевающе пошевелил ушами, и Чебахан тоже удивилась.

— В чем он провинился, муж мой?

Словно не расслышав, Озермес продолжал:

— Ты понимаешь свою вину, Самыр? Стыдно тебе?

Самыр, ничего не понимая, лег грудью на землю, заскулил и прикрыл морду лапами. Глаза его, выше которых торчали рыжеватые волоски бровей, виновато перебегали с Озермеса на Чебахан.

— То-то, — проворчал Озермес, — и что ты теперь скажешь? Я не слышу твоего голоса.

Мигом вскочив, Самыр облегченно залаял. Озермес притворился, что раздумывает. Самыр залаял снова.

— Хватит, хватит, расшумелся. — Озермес, укоризненно качая головой и с трудом удерживаясь от смеха, посмотрел на озадаченное лицо Чебахан. — Самыр упустил, что должен был дать имя своему сыну. Он что-то пролаял, но я не разобрал, какое имя он назвал. А ты?

Чебахан прыснула, бросила наземь зайца и тетерева и ударила ладонями по бедрам.

— Ты в самом деле настоящий шапсуг, муж мой! Такие же глаза бывали у моего отца, когда он над кем нибудь подшучивал. Ты обманул меня и Самыра получше клятвопреступницы!

— Ну, — лукаво сказал Озермес, — в этом не только моя заслуга. Выяснилось, что ты и Самыр одинаково простодушны. А теперь все же подумаем, как назвать твоего воспитанника, может, просто Волком?

— Нет. — Чебахан отрицательно помахала рукой.

— А если в честь твоего дяди Веком?