Михаил Колосов - Новые крылья

— Да, да! Я знаю, вы иностранцы. Я говорила с мужем, вашей сестры. Как ее здоровье? Сеньора Демианоф, я правильно говорю? Я принесла ей сушеных персиков!

Вот это да! Нам с Анной пришлось объясняться кое-как, что та часть семьи — господин Демианов со своей беременной супругой, вот именно, с моей сестрой, уехали в Милан. (Анну эта полуложь рассмешила, а мне даже жутковато немного сделалось) А тут вот теперь мы живем.

— О! Тогда эти персики для вас, сеньора! Возьмите, прошу вас, возьмите!

Мы пригласили милую девушку войти. Я от смущения не знал, куда глаза девать. Уж слишком она добра и простодушна. А Анна ничего. Стала угощать ее кофе, рассказывать, что мы тоже в Милан едем на свадьбу к друзьям. А тут и Пьетро является с обедом для нас. Весело закусили все вместе. Пьетро знаками дал мне понять, что никогда не видел от своей знакомой такого к себе расположения. Вышли от нас вдвоем. Пусть будут счастливы.

Суетились до полуночи, укладывая багаж. Уже в постели Анна прижалась ко мне покрепче, спросила:

— Ты рад?

Я понял, что она подразумевает: рад ли, новой встрече с Демиановым? Я ничего не ответил. Поцеловал ее, пожелал доброй ночи. А что тут можно сказать? Сам не знаю, как мы теперь увидимся с ним. Что говорить? Как смотреть? Мой Демианов теперь со мной навсегда. А там-то кто будет? И не ехать нельзя.

Пэр-Сури провожал нас. Анна звала и его поехать, но нет — дела. Что-то он для меня придумал? До поры не хочет говорить. — Вернетесь, тогда и обсудим все, как следует.

У меня сердце заходится от мыслей, как он решил мою судьбу. Но вида стараюсь не подавать даже Анне. Она, поняла ли мое настроение, или просто надоело ей натыкаться на стену молчания, о Демианове больше не заговаривает. В вагоне много болтали о крещеной нами троице, не разладилось ли у них? Какая участь ждет их тройственный союз после свадьбы? Как там Даг себя чувствует? О том, что отец для меня планирует, ей он тоже не говорил. Эта наша поездка — последний глоток привольной жизни.

Ап. Григ. встретил нас объятьями и новостями. В его изложении вся история так выглядит: Возлюбленный Дага выгодно женится на их общей подружке, т. к. подружка от Дага без ума, а брак заключается только из родительской корысти, то все они втроем едут в свадебное путешествие в Америку.

— А как же вы останетесь без врача? И, кажется, вовсе не расстроены. Уже нашли другого доктора?

— Ничего подобного! Я тоже еду в Америку! И тоже, в своего рода, свадебное путешествие.

Оказывается, Вольтер везет покорять Америку своих Миланских фаворитов. Но кто из них придаст его вояжу свадебности, он еще не решил толком. Я все озирался, прислушивался к звукам из соседних комнат, но молчал. Анна спросила:

— А где Михаил Александрович?

— Черт знает что за история! Привез какого-то птенчика, не братец ли твой, дева Мария? Объявил, что срочно им в Москву нужно, взял денег и укатили. Вчера проводил. Тут я не удержался:

— А как же наследство, драгоценности?

— Ну, милый мой! Это долгая история. Больше для адвокатов и развлеченье и нажива. Подождем годков пять, может, что и выйдет.

Значит уехали. Вот и всё…

Вот и всё.

А чего я ожидал? Поверите ли? Как раз чего-то подобного. Мой Демианов теперь нематериален, только образ остался. Воспоминанье, впечатленье. Всегда свежее и всегда ускользающее.

Зашли к Жанне. Даг тоже там, глаза сияют. Расцеловались со всеми, поздравили и тут же откланялись — слишком велика у них предсвадебная лихорадка, не до нас.

Здесь, в Италии, 15-е декабря.

Католическая свадьба — совсем не то, что наши. В церкви светло, вокруг аналоя не водят. Жених и невеста стоят по обе стороны от священника и говорят торжественную клятву. Родственники с гостями сидят на скамьях. И я сижу рядом с Анной и Вольтером. И вспоминаю молебен только для нас двоих о начале дела Михаила и Александра.

«…в чем клялись мы оба именем Господа, говоря: „Господь да будет между мною и между тобою“…»

Год почти прошел с тех пор, как явился в мою жизнь Демианов. О! Как изменилась она за этот год. И сам-то я как изменился! Увидимся ли, нет ли снова? Что ждет меня впереди? Ничего не знаю. Но всё, что приобрел от тебя, учитель, друг, супруг мой, сохраню в сердце своем и пронесу до конца. Даю тебе в том торжественную клятву.

Очень жаль, что не вел я в этот год дневника. Впрочем, что за беда? Всякий день, всякий час, всякую минуту помню. Придя из церкви, сяду и все запишу, за весь год, каждый день чтобы был заполнен, как это он делает, Михаил Александрович, Миша, мой Демианов.