Людмила Салдадзе - Ибн Сина Авиценна

Саламан и Ибсаль — два брата. Сколько раз читал Муса-ходжа для Али этот третий хамаданский трактат Ибн Сины о Путешествии души без возврата, через смерть, и Али не понимал его. А теперь понял.

«Саламан — это я до встречи с тобой, — говорит он Ибн Сине, — жена Саламана — очарование земной жизни, которое я преодолел во имя тебя, отказавшись, от побега. Молния, осветившая Истину, — Муса-ходжа. Ибсаль — это я, ПРИШЕДШИЙ К ТЕБЕ. Прости, что так долго совершал этот путь.,»

И тут юноша с книгами в руках, в скромном темном чапане бросил в Али спичку…

Али вспыхнул и обернулся! Это был Газзали… Совсем еще юный Газзали…

Муса-ходжа умер, задержав дыхание в ту минуту, когда почувствовал пустоту в сердце… В эту минуту и вспыхнул Али.

Вскоре по всей Бухаре начался гул… Первым его услышали старики. Потом птицы, не опустившиеся На ночь На деревья Бухары.

Сиддик-хан отложил книгу, и впервые за 35 лет вслушался в мир. Богачи и сановные люди притихли.

Восстание взорвалось неожиданно.

Роскошь столкнулась с Нищетой, Между ними тут же встала Жадность! И облизнулась. Ее цель — переодеть сестер, ибо не завидует ли Нищая дорогим нарядам Богатой? Тогда святость огня иссякнет, и из чистого он превратится в нечистый. «И никто этого не заметит, — смеется Жадность. — Ведь сестры-то — близнецы!»

Но народ сокрушил и Жадность. Пусть ничего не будет. Пусть будут только земля и руки…

Майор Бейли, афганский консул и русский генерал подняли солдат и начали спешно замыкать кольцо вокруг Бухары, чтобы не успели войти в город крестьяне из сел!

И тут ударил артиллерийский выстрел. Снаряд попал в голубой, самый верхний ободок минарета Калян.

В Арке начался пожар, Сиддик-хан закрыл книгу и вышел на улицу Куча. Тут уже стояли сын эмира и гузарские царевичи. Больше никого не было. Все сбежали, А тех, кто не успел сбежать, поймал народ, связал И гнал навстречу М, Фрунзе, входившему в Бухару, на помощь восставшим, ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ 1920-го ГОДА…

Сиддик-хан впервые за 35 лет идет по улицам Бухары. Он дожил до 1950 года, писал под псевдонимом Хашмат.

Сын эмира… воспитывался в детском доме, прошел всю Великую Отечественную войну, вернулся генералом, после войны живет в Москве.

Русский офицер в тот день, когда Фрунзе вошел в Бухару, застрелился на втором этаже караван-сарая Хакимы-ойим. На столе лежало его письмо:

Мой друг, записал я в 1909 году в селе Задонском Воронежской губернии у некоего Зачиняева такую притчу.

Христос сказал Сатане:

— Померь мою шапку, жмет она мне.

Сатана ее и надел, а Христос перекрестил его и вывел всех людей Из ада. Соломона же оставил, Давид спрашивает:

— А что ж сына моего не взял?

— Он слишком мудрый для людей, — поморщился Христос, Идут, Христос пишет на столбе: «Людям жить тысячу лет, а потом будет им суд».

Соломон ходит по аду, меряет его шагами и везде ставит кресты. Сатана взмолился:

и Что хочешь сделаю, только оставь ад!

Соломон говорит:

— Веди меня, куда Христос идет.

Идут. Видят столб, Соломон приписал людям жить ещё тысячу лет.

А когда Соломон догнал Христа, Христос спросил:

— Зачем ты прибавил людям муки? И земли, и лесов было бы у них много, и урожаи были бы хорошие, и реки были бы чистые и богатые рыбой. А после этого, в те тысячу лет, что ты им приписал, будут они жить плохо. Всякий станет мудрить, как бы другого обмануть, да побогаче пожить, да еще и в дворяне выйти. Не понял ты. Соломон, что нельзя людям давать то, что они не вынесут…

И запел народ:

Да, Бурханиддин-махдум — умный человек. Хотел сделать людям добро — судил Ибн Сину как гения, потому что знал: гений — это великое социальное бедствие. Но не понял он простой истины — ничего не могут сделать гению ни сатана, ни человек, ни бог. Только приблизятся к нему — исчезает он, ибо все в гении растворяется, и он — этот непостижимый Дракон — хохоча уносится На облаках в Небо.

Бурханиддина-махдума арестовали в его же доме. Он сидел и читал «Книгу исцеления» Ибн Сины…

Вскоре над ним начался народно-революционный суд.

Жизнь человека на земле, какая бы длинная и сложная она ни была, укладывается в росчерк, на который смотрит потом Вселенная и думает: открыть этому человеку дом или нет — дом великого Молчания.