Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая

— Как бы я хотела, — вздохнула мама, — чтобы ты доставляла себе удовольствия менее рискованными способами.

Я дала слово впредь быть осмотрительной.

Искать работу летом было совершенно бессмысленно. Я не знала, куда себя деть. На всякий случай позвонила Любаше и неожиданно получила роскошное предложение. Римма Сергеевна, та самая, что когда-то вместе с белобрысой Антониной Ивановной загоняла нас в церковь, устроила молодежный лагерь. Она взяла на себя организацию и снабжение. Лагерь давно открылся, но вдогонку ехала еще одна небольшая группа из восьми человек по недорогому коллективному билету. Не хватало как раз восьмого. Коллективный билет — это бессонная ночь в тесном купе, но что такое одна бессонная ночь в наши годы!

15 июля 1935 года я записала в своем дневнике:

«Сегодня ездила в Большие магазины купить кое-что для лета. У мамы умерла канарейка, кенарь загрустил, пришлось после магазинов побывать на Кэ, раздобыть для него новую подружку.

Я люблю Большие магазины, особенно Галери Лафайет и Прентан. Это целый город. В семиэтажных лабиринтах можно запросто заблудиться, можно купить все, что угодно, от иголки до рояля. В Больших магазинах я чувствую себя уверенно, избегала их вдоль и поперек, когда работала курсьеркой у Одинцовой.

Сделала покупки, поехала на Кэ за канарейкой. Спустилась в метро, в последнюю минуту скользнула в автоматическую дверь. Она медленно и неумолимо закрывается, лишь только поезд влетает на станцию. Еле втиснулась в вагон. Меня зажали — ни повернуться, ни шелохнуться. А поезд мчит по туннелю, отсчитывает станции, километры. Черные на желтом буквы — дюбо-дюбон-дюбоне — привычно бегут навстречу. Отвлекаюсь, мечтаю, хожу в придуманном мире, где на узкой тропе среди сосен то и дело попадается некто, похожий на Сергея Уланова.

На Кэ вдоль Сены иду медленно. Куда торопиться? День не жаркий, чуть затуманенный. Справа вдоль Сены лотки букинистов. На другой стороне — дома. В нижних этажах — магазины с птицами, аквариумными рыбками, снастями для охоты и рыбной ловли.

Для начала подхожу к лоткам, листаю книги. Ничего интересного. Да я и не собираюсь ничего покупать. Чтобы найти что-нибудь стоящее, надо долго рыться в завалах. Старичок-хозяин в широкой полотняной шляпе не обращает на меня никакого внимания, дремлет, лишь иногда приоткрывает один глаз на прохожих.

Побродила среди лотков, так же неторопливо перешла улицу. В этой части Парижа не положено спешить.

Вот и магазин. Щебет, шелест крыльев. Желтые канарейки; голубые, зеленые, почти белые попугайчики; чижи, щеглы и сотни птичек, названий которых не знаю. У входа в большой клетке сидит изумрудно-зеленый попугай с красными крыльями. Смотрит неодобрительно круглым глазом и неожиданно изрекает:

— Tu est bete, ma fille! [36] Ты глупа, моя дочь. ( франц .).

Низенький, круглолицый продавец смущенно улыбается:

— Не обижайтесь, мадмуазель, он всем так говорит, мужчинам тоже. И кто только его научил!

Потом он ловит для меня канарейку, бережно переворачивает птичку, дует ей в перышки на животе, сажает в коробочку. Я немного волнуюсь.

— А вы не ошиблись, мсье, это действительно канарейка, а не кенарь? Ведь они в одной клетке станут драться.

— О, мадмуазель, я же дул ей в перышки. И потом мне невыгодно ошибаться. Кенарь стоит дороже.

С улыбкой подает живую покупку. Пора ехать домой. Спускаюсь в метро, покупаю розовый билет первого класса. Билеты второго класса — зеленые. И вагоны тоже зеленые. Еду в красном вагоне, чтобы меня не затолкали с моей птахой. В первом классе свободно, но мы редко позволяем себе такую роскошь, метро приходится пользоваться каждый день».

Я любила свои дневники, делала записи довольно часто. К сожалению, во время войны почти все тетради пропали. Жаль. По ним я могла бы припомнить множество навсегда позабытых мелочей.

Лагерь на Cote d’azur [37] Лазурный берег. ( франц .). получился отличный. Словно шагнула обратно в детство. Римма Сергеевна прозвала наше сообщество девичьим монастырем. Мужчин и вправду мало. Петр Петрович, заведующий хозяйством, он же водитель дряхлого нашего автобуса, усатый повар дядя Миша и молоденький его помощник.

Жили на горе, в наполовину разрушенной вилле. К морю вела каменная лестница с выбитыми ступенями, кругом зеленел запущенный сад. Олеандры, мимозы, пальмы — все перевито ползучими ветками, не пробиться сквозь чащу. Второй этаж выходил на широченную террасу с видом на море. В теплые ночи на ней спали, но когда начинался мистраль, уходили в комнаты и мучились из-за писка и беготни мышей.