Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

Гости помолчали, потом Сергей Николаевич сказал:

— Можем.

И пояснил свои слова рассказом о парижском исходе тридцать девятого года перед немецкой оккупацией.

Римма Андреевна недоверчиво выслушала повествование и коротко махнула ладонью, будто мошку сцапала.

— Ну, это совсем другое.

А Василий Аркадьевич поднял брови и раздумчиво бросил в пространство:

— Да-а?

Непонятно было, к чему это «да» относилось. Римма Андреевна секунду смотрела на него, потом продолжила.

— Идем мы с Василием Аркадьевичем, налегке. Хорошо, вещи догадались оставить на станции, а то ведь и не у кого спросить, где эта улица, где этот дом. А искали мы горисполком, естественно, куда Василия Аркадьевича и пригласили на работу. Ну, нашли, в конце концов. Явились туда, там хоть какое-то шевеление, есть народ. Спрашиваем, где можно остановиться. И вы знаете, что нам ответили? Нам ответили: «Занимайте любой дом. Где понравится, там и живите. В домах все есть, все необходимое. А чего не найдете, в соседних берите, спокойно берите, все, что нужно. Устраивайтесь, потом мы это жилье за вами официально закрепим».

Так Римма Андреевна и Василий Аркадьевич узнали о выселении татар.

Они вышли из горисполкома и свернули в первую попавшуюся улицу. Улочка была старинная, узкая, чистенькая. Аккуратно обмазанные стены домов источали пряный аромат нагретой глины. Далеко в перспективе виднелись два одинаковых островерхих минарета. Римма Андреевна и Василий Аркадьевич не сразу заметили за собой странную подробность: они стали говорить шепотом, из страха нарушить зачарованную тишину.

Они остановились возле выбранного наугад дома, толкнули рассохшуюся деревянную дверь в глинобитной стене. Дверь легко подалась, тихо скрипнула и пропустила их в маленький дворик. В глубине его стоял дом с резными столбиками террасы, перед входом расстилалась небольшая площадка, ровная, как стол, хорошо утоптанная за многие годы. Вдоль ограды росли фруктовые деревья: миндаль, черешня, груша и несколько яблонь, все ухоженное, ни сухого сучка, ни обломанной ветки. Был здесь небольшой огородик с высохшими стеблями помидоров. Головки цветов пожухли. Римма Сергеевна сорвала стебелек, и он рассыпался на ее ладони.

В глубине двора, под навесом находился очаг. Римма Андреевна прошла туда и увидела большой казан, плотно накрытый крышкой. Подняла крышку и отшатнулась. На нее вылетел жужжащий рой зеленых и черных мух. Казан был наполовину наполнен испорченной, присохшей пищей.

Затем произошло странное. Римма Андреевна как бы услышала за спиной неясные голоса, главным образом женские. Будто рядом спорили, но о чем-то не важном, а обыденном и незначительном. В отдалении с громким смехом промчалась стайка детей, протопала босыми ногами. Заплакал младенец. Римма Андреевна в страхе обернулась. Никого!

Скрипнула дверь дома. Она успела увидеть спину мужа, поняла, что он вошел внутрь, и отправилась следом.

В доме царили полумрак и прохлада. Но они не стали разглядывать обстановку. Римма Андреевна потянула Василия Аркадьевича за рукав.

— Вася, пойдем отсюда, мы не сможем здесь жить. Страшно. У меня уже слуховые галлюцинации начались.

— Они у нее начались от, так сказать, «живого созерцания», — сказал Василий Аркадьевич, и гостям почудилась ирония в его словах, но смысла ее они не поняли.

— Да, да, — подхватила Римма Андреевна, — я мозжечком почувствовала весь этот ужас. Понимаете, ощущение было такое…, нет, не могу точно сказать. Кошмарное, одним словом, ощущение.

— Все просто, если назвать вещи своими именами, — отпил глоток вина Василий Аркадьевич, — совести надо совсем не иметь, чтобы придти, спокойно занять чужой дом и пользоваться кем-то нажитым добром.

— К сожалению, — перебила его Римма Андреевна, — не все так считают. Чаще вы можете услышать и другую точку зрения, мол, так им и надо. Но мы с мужем эту точку зрения не разделяем, — и Римма Андреевна упрямо поджала губы.

Они ушли тогда из чужого дома, осторожно притворив за собой двери. Быстро, чуть ли не перебежками, так было страшно на безлюдной улице, вернулись в центр. Там первому попавшемуся начальству Василий Аркадьевич сказал, что в брошенных домах они жилье для себя подбирать не станут, жене здесь не нравится.

Василия Аркадьевича отводили в сторону, говорили что-то о бабьем вздорном суеверии, о том, что в скором времени сюда привезут полно народу, яблоку негде будет упасть, но он стоял на своем.