Но вот мама вернулась на берег, сходила к вещам и принесла кусок стирального мыла. Она втащила Дымка чуть глубже и стала намыливать его, приговаривая:
— Сколько времени прошло, а до сих пор от мазута не избавился, это что такое?
Дымок стоически сносил процедуру, кося белым от страха глазом. О купании в мазутном бассейне он давно позабыл.
— Не бойся, Дымок, не бойся, — уговаривала его Ника, — зато будешь чистенький.
Наконец Наталья Александровна несколько раз окунула пса и отпустила.
Он вырвался и помчался, как сумасшедший, по самой кромке воды и суши в дальний конец пляжа. Там резко затормозил, проехавшись всеми четырьмя лапами по мокрой гальке, и рванул обратно. Наталья Александровна стала уговаривать Нику войти глубже и окунуться.
Сергей Николаевич и Арсеньев отдыхали после заплыва. Глядя, как Ника не решается войти в море, хохочет, набирает полные пригоршни воды, подбрасывает вверх и подставляет мордашку под сверкающие брызги, Сергей Николаевич вдруг сказал, не глядя на Алексея Алексеевича:
— Я о нашем вчерашнем разговоре. Я не хочу терзаться всю жизнь о том, что мы не на тот поезд сели. Посмотрите на них, как они счастливы. Что еще человеку нужно? Нам природа подсунула сегодня, знаете, такое небольшое предупреждение. Качнула слегка. А если бы посильней? Я не за то, чтобы жить единственно сегодняшним днем, нет. Я хочу, не знаю, смогу ли я правильно высказать свою мысль, я хочу остаться в жизни довольным тем, что мне отпущено, и не требовать от судьбы больше, чем она в состоянии дать.
Арсеньев бросил на него быстрый взгляд. И снова, как тогда, в ночи, показалось Сергею Николаевичу, будто Алексей Алексеевич знает какой-то важный секрет. Знает, и не решается сказать. А, может быть, просто не хочет.
— А как же в отношении большевиков? Вместе с ними без одной масти, друг мой, собираетесь играть?
— Ну, уж нет, — взвился Сергей Николаевич, — от меня этого никто не дождется. Не в моих правилах передергивать.
— Так иначе ведь не получится.
— Ну, это уже казуистика какая-то.
Возникшую неловкую паузу разрядила Ника. Прибежала, схватила полотенце, закуталась, села, пожав коленки, выбила зубами дробь.
— Прекрати, — усмехнулся Сергей Николаевич, — тебе совершенно не холодно.
— А вот и холодно, — ежилась и плотнее куталась Ника.
Через час они оделись, собрали вещи, и вышли на шоссе. Настала пора расставаться, хотя никому этого не хотелось. Алексей Алексеевич, как он сам сказал, с удовольствием погрелся бы еще пару дней у чужого камелька. Сергею Николаевичу было немного досадно из-за незавершенного спора. Наталье Александровне жаль было так скоро терять хорошего человека. Ника та и вовсе упала духом, смотрела на Арсеньева печальными умоляющими глазами.
На дороге уже не было солнца. Оно закатилось за мохнатый горб дальней безымянной горы, и только часть пляжа и внезапно присмиревшее море озаряемы были прощальным, ласковым светом.
Перед расставанием говорили о пустяках. Алексей Алексеевич часто обращался к Нике, спрашивал, хочет ли она в школу, и как собирается учиться. Ника больше кивала головой или отвечала коротко, шепотом, все крепче стискивала руку Арсеньева.
Но вот подъехал идущий в сторону Ялты грузовичок. Алексей Алексеевич расцеловал Нику, нежно простился с Натальей Александровной, крепко сжал руку Сергея Николаевича.
Он сел в кабину, шофер попросил крепче стукнуть дверцей, чтобы закрылась. После нескольких попыток все уладилось, машина тронулась, Ника всхлипнула.
— Какая ты глупая, — стала утешать мама, — не навсегда же мы расстались. Ты же слышала, Алексей Алексеевич обещал приехать в сентябре.
И они стали гуськом подниматься по крутой тропинке, уводившей через поселок, домой, на электростанцию.
Арсеньев ехал в кабине грузовика, смотрел прямо перед собой и радовался, что ему попался молчаливый шофер, не мешает думать. Думы были печальны. Алексей Алексеевич не мог понять самого себя, не мог решить, правильно ли он поступил, не сказав Улановым о недавних арестах среди бывших эмигрантов.
Одними из первых, Арсеньев узнал об этом во время своей последней поездки в Москву, были арестованы и канули в неизвестность Игорь Кривошеин и Александр Угримов. За спиной обоих было Сопротивление, а на долю Игоря Александровича выпали страшные допросы в гестапо и Бухенвальд.
Где-то далеко от совхоза «Кастель», проехав большую часть пути, Арсеньев дал себе слово, все рассказать Сергею Николаевичу при первой же будущей встрече.
Читать дальше