Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

Он не стал спорить с Арсеньевым, вздохнул и сказал:

— Поживем — увидим.

К обеду они вернулись на электростанцию. Середину двора заливало солнце, поэтому из комнаты под акацию напротив двери вынесли стол. Чтобы он не качался, Сергей Николаевич подложил под одну ножку плоский камень. Наталья Александровна стала накрывать. Расставила тарелки, нарезала хлеб. Закусив от усердия губу, Ника раскладывала ложки и вилки. Ей хотелось произвести впечатление маминой помощницы. Поймала иронический взгляд отца, сдвинула брови. Очень даже хорошо был понятен его намек на то, что так не всегда бывает.

После обеда Нику отправили немного поспать. Пришлось смириться. Не могла же она начать капризничать в присутствии Алексея Алексеевича. Но все равно было жаль даром потраченного времени в разгар роскошного летнего дня.

Ника лежала на своей кровати в глубине комнаты, щурилась на светлый дверной проем, прислушивалась к негромким голосам. Глаза ее стали потихоньку слипаться, уже готова была она погрузиться на самое донышко сладкого дневного сна.

Она очнулась, будто ее толкнули. На пороге показался Сергей Николаевич. Одним, не человеческим, звериным каким-то прыжком он пересек комнату, сорвал Нику с кровати, и в следующий миг оба оказались во дворе.

Ника бросилась к маме. Та схватила ее, прижала к груди.

— Ничего, ничего, ничего, — быстро повторяла Наталья Александровна, — ничего страшного. Это был слабый толчок. Это было маленькое землетрясение.

— Какое землетрясение? — округлила глаза Ника.

— Разве ты ничего не почувствовала? Ведь папа тебя спасал.

— Почувствовала, — насупилась она. — Очень хорошо почувствовала. И вовсе он меня не спасал, а просто тащил из комнаты.

Она страшно обиделась на папу. Пока он ее тащил, землетрясение кончилось.

Прибежала Верочка. Глаза круглые, руки прижаты к груди.

— Ой, мамочки мои, как я перепугалась. Стою, мою посуду, а оно, как грохнет! Как тряханет!

Следом шел Алеша-электрик, уговаривал жену:

— Да все уже кончилось, все в порядке, не наводи панику!

И, правда, все кончилось. Светило солнце, синело море. В листве безмятежно перекликались воробьи. Под руку Ники подставлял голову Дымок, вежливо вертел хвостом, требуя ласки. Со стороны ближнего виноградника донесся высокий женский голос.

— Нюра! Нюра! Нюра!

В стороне отозвались.

— Ау!

— Тебя тряхануло?

— Тряхануло. А тебя?

— Меня тоже тряхануло. Спроси Женю, ее тряхануло?

Нюра принялась выкликать Женю.

— Женя! Женя!

Эта отозвалась вовсе издалека, еле слышно было.

— Чего тебе?

— Тебя тряхануло?

— А ты как думала? Одну тебя, что ли?

Во дворе засмеялись, даже Верочка не выдержала, расхохоталась. Правда, немного нервно.

Сергей Николаевич бросил взгляд на стену дома.

— Смотрите!

Над их дверью, по белой штукатурке, образовалась черная змейка неширокой, но длинной трещины.

Долго собираться на пляж не пришлось. Наталья Александровна подхватила приготовленную сумку, закрыла дверь. Мужчины с Никой ушли вперед. Переполох с землетрясением кончился.

Перед уходом все посмотрели на Верочку. Та с горестным видом сидела у стола под палящим солнцем. Алеша виновато топтался возле нее, уговаривал войти в дом.

— Так и будешь сидеть, да? Жарко же, идем домой.

— Боюсь.

— Да все уже, больше ничего не будет.

— Не будет, не будет, — подтвердила Наталья Александровна, — а если боитесь, идемте с нами на пляж.

Возможно, Верочка ухватилась бы за это предложение, но чтобы идти на море, ей необходимо было совершить омовение, навести красоту и нарядиться в крепдешиновое платье.

— Пускай я еще немного здесь посижу, — прошептала она. Вы идите.

По морю шла невысокая веселая волна.

Кое-как кинув на подстилку вещи, взрослые разделись и бросились в воду. На берегу остались Дымок и Ника. Им обоим волны казались огромными, выше человеческого роста. Ника с завистью смотрела, как отец, мать и Арсеньев взлетают на гребни, исчезают в провалах между ними, возникают, взметнувшись вверх, но уже гораздо дальше от берега. Нике очень хотелось покататься на волнах, она дивилась маминому бесстрашию, но к линии прибоя ближе, чем на шаг подойти не осмеливалась. Дымок припадал на передние лапы, облаивал каждую волну, но в отличие от Ники, порывался в море.

Он бросался вслед за отступающим языком кружевной пены, но тут перед ним возникала новая зеленая стена, грозя накрыть с головой. Он вскидывался и разворачивался назад, поджав под себя мокрый хвост.