Вил пристально посмотрел на угнетенного священника и приблизился к Томасу. Петер взглянул сначала себе под ноги, затем на любимую Марию, которая крепко сжимала его костлявую руку в своей. Он погладил Соломона по голове и вздохнул. – Я… я не знаю, как тебе ответить, сын мой. Я просто не знаю. Довольный воображаемой победой, Томас хмыкнул и пошел к дальнему краю стоянки.
Дети быстро справились со скудными долями рыбы и похлебки и к возвращению сопровождавших из деревни успели собрать вещи. Все накрепко привязали деревянные распятия к веревочным поясам и терпеливо ожидали, когда Вил объявит всем выступать. Петер заставил себя занять надлежащую позицию, но память о двух девочках, которых он накануне предал земле, об их бледных лицах и багровых губах, мучила его разум. Он обратил на могилы последний взор и покачал головой.
В тот день крестоносцы шагали на юг в молчании. Ничто не отвлекало их от собственной усталости, разве что случайный коробейник или мимоходный паломник. Петер, желая оставить события прошлого там, где им полагается быть – в прошлом, – грузно навалился на посох и почесал Соломона за ухом.
– Да, Карл… у меня для тебя плохая новость.
Карл быстро подбежал к священнику.
– Плохая новость?
– Я отгадал твою загадку. – Он слабо улыбнулся.
Круглое лицо мальчика отразило сильную досаду. Он разочарованно пнул ногой камень, подняв облачко пыли.
– Но это была хорошая загадка, и я даже постараюсь запомнить ее, несмотря на мой преклонный возраст, – засмеялся Петер. – Посмотреть на тебя, так мне лучше было бы сдаться тебе на милость.
– Петер, хватит меня мучить.
– Муж сорвал тот цветок, на котором не было росы.
Карл пожал плечами и неохотно подтвердил верность ответа священника, который умилительно посмеивался.
– Я тебя еще одолею, священник.
Усталая колонна наконец добралась до самого верха длинного крутого восхождения, и крестоносцы, все как один, повалились на твердую землю. Но не успели они сомкнуть глаз, как легкий ветер наполнил их ноздри ужасным, противным зловонием. Петер застонал и умолял Бога о милости, ибо воздух отдавал до отвращения знакомым запахом, и воспоминания, неприятные и жуткие, всеми чувствами всколыхнули его тревожную душу.
Вил приказал своим хныкающим воинам подняться на ноги и повел их за гребень холма, все надеясь, что им удастся спрятаться от тошнотворной вони. Но на спуске воздух был еще больше пропитан отвратительным запахом, и ноющие паломники натянули туники себе на носы. Вилу хотелось как можно скорее миновать ту гниль, которая находилась поблизости, и он ускорил шаг. Вскоре вся колонна неслась со всех ног вниз. Они сделали крутой поворот, где их движение резко оборвалось. Вся группа, как вкопанная, застыла на месте. Многие отвели взгляд в сторону, потому что вид того, что предстало перед взором крестоносцев внушал ужас и отвращение.
На обочине беспорядочной грудой лежали гниющие тела собратьев. Они гнили и трескались под палящим солнцем, а невозмутимые грифы, горланящие у них над головой, жестоко терзали их плоть. Кровавые струи застыли темными демоническими каскадами, охватив паутиной груды разлагающейся на почерневшей траве плоти. Глаза, нетронутые еще птичьими клювами, беспомощно и непонимающе смотрели с крошечных лиц в небеса, словно умоляя об ответе. По ответа так и не было.
Петер напрягся, и, подавив всякое чувство, мрачно двинулся вперед вместе с Соломоном. Он молча остановился в нескольких шагах от груды тел, осматривая каждое в отдельности, желая почтить каждого ребенка хотя бы несколькими секундами. Затем он медленно упал на колени, поднял руки в благословении, которое он, стеная, произнес об умерших. Закончив, он поцеловал крест и поднялся на дрожащие ноги.
Он склонился на посох, забывшись, завороженный монотонным жужжанием полчища мух, которые облепили тела. Наконец он нахмурился и склонился, дабы выявить следы ран или язв. Но его бывалый глаз смог заметить только легкие повреждения на некоторых лицах. Старик пытливо протянул ловкие пальцы, хотя и будучи вполне уверенным в диагнозе, и потрогал тонкие детские конечности и торчащие ребра. Убедившись, что смерть настала вследствие голода и лихорадки, священник обернулся к своему стаду.
– Душа моя плачет во мне, – закричал Петер, и лицо его перекосилось от негодования. – Я жажду суда на тех злобных, бессердечных демонов, которые сгребли этих бедных малышей как какой-то трухлявый сор! Разве могут они сказать, что у них есть сердце, после всего этого? Но мы, мы не пройдем мимо них.
Читать дальше