«Верно, редкое время настало», – задумался он. Мальчик помнил, как ранняя засуха еще весной лишила их нежной зелени. Хрусткая стерня после сенокоса так и не позеленела, а становилась все темнее; житные поля остались низкорослыми и жесткими. Облиственные деревья задыхались и томились рядом с более высокими елями, чьи темные иглы слегка посмуглели и загрубели. Он подошел к берегу и окунул большое ведро в вялые воды потока. В памяти возникли милые воспоминания о друге своего отца, фрау Эмме, которая когда-то жила со своими бабочками и цветочными грядками на краю деревни.
– Фрау-бабочка! – не вытерпев, рассмеялся он. Мальчик до сей поры помнил, как сидел на ее дородных коленях. Чей-то голос отвлек его:
– Эй, Вил, слыхал новость?
Вил обернулся и увидел широкое лицо ткача, горящего от возбуждения.
– Неужто не слышал?
– Э-э… не слыхал.
Фрау Герта, жена плотника, деловито прошла между ними. Одним локтем она держала полную корзину яиц, а свободной рукой бережно обхватывала крылья толстой, рыжеклювой гусыни.
– Ja, ja, мне ли не знать? – гордо откликнулась она. – Знаю, что сделалось, как не знать?
Горбоносая крестьянка усадила на землю свою плетенку и пережала гогочущей гусыне шею.
– Говорю вам, блаженного монаха нашли мертвым в своей постели, а стражник умер от пробоины в голове.
В груди у парня сжалось, и суставы затряслись от ледяного озноба. Дыхание стало тяжелым, а мысли поплыли, и сквозь сумятицу Вил только и смог подумать: «О нет, только не убийство».
Звук громкой, отвратительной отрыжки вывел Вила из паники. Он резко повернулся и увидел, как отец Пий скатился с изможденного осла посреди сельской дороги. Став на землю, священник расправил смятую рясу и вытер руки об рукава. Отхаркнув из легких жирный сгусток мокрот, и изрыгнув его перед собой, он прокашлялся и объявил о своем прибытии.
– Утро доброе, любезная паства.
Сельчане склонились перед ним, как он и учил, – все, кроме Вила, у которого на шее волосы встали как на обозленном псе. Парень рванулся к своей хижине, а святой отец и неугомонный Карл уже входили в калитку.
Карл резво проскочил вперед и теперь вежливо придерживал дверь. Довольный оказанной честью, священник улыбнулся, затем заполнил все узкое дверное пространство, раздавив поток утреннего солнца в проеме на тонкие прорези пыльного света.
Из Мартиной спальни проворно вышла фрау Анка, вытирая руки о долгополое платье. Она быстро склонилась, чтобы поцеловать священнику руку. То же сделала и Мария. Карл гордо стоял позади священника, обнадеженный и уверенный в благословении, которое непременно принесет им присутствие отца Пия.
Тут в дверь влетел Вил и скрестил на груди руки с таким суровым видом, чтобы не дать никому усомниться в своем презрении. Священник обернулся к юноше и протянул правую руку. Вил горделиво вытянулся.
– Junge, – строго проговорил отец Пий, – юный отрок, кажется мне, что ты несколько забылся. – Он ткнул руку чуть не в самое лицо упрямцу.
Вил фыркнул.
– Я скорее приложусь к заднице свиньи.
– Склони колено и поцелуй руку служителя Господня, – пригрозил священник.
– Не стану.
Отец Пий медленно опустил руку и нахмурился.
– Я окрестил тебя, Иоганн Вильгельм, как и твоего брата Карла и сестру Марию. Я благословил твоего отца, когда он отправился выполнять свой долг, и служил защитником сего дома с тех самых далеких пор. – Его голос распалялся. – Меня не удивляет, что семейство ваше страдает, пока дьявольские духи, как-то твой и твоего отца, спят под его крышей. – Он плюнул и посмотрел на остальных, потрясенных от ужаса. – Оставьте меня с этим падшим.
Фрау Анка, Мария и Карл не стали ждать повторной просьбы и поспешили за дверь, которую Анка предусмотрительно оставила слегка приоткрытой.
Раскрасневшийся и ставший еще раздутее священник впился глазами в парнишку. Ноздри его одутловатого носа раздулись. Он глубоко вдохнул и подступил к неподвижному юноше.
– Иоганн Вильгельм! – зарычал он, – мнимый сын пекаря из Вейера. Я раскрыл тебя, поганое отродье Люцифера.
Вил открыл было рот для возражения, но Пий закричал еще громче.
– Цыц. Молчи, злобный сын сатаны, или я тут же призову ангелов славы, чтобы они вырвали из тебя презренную, проклятую душу и бросили ее в преисподнюю, где ей и место.
Мальчик стиснул зубы, готовый выстоять до конца.
Пий воздел сжатые кулаки высоко над собой и проревел:
– In nomini Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, я повергаю тебя ниц.
Читать дальше