Дэвид Бейкер - Путь слез

Бенедетто покрутил пальцами кончик бороды.

– Для тевтонца ты слишком хорошо чувствуешь красоту.

– Пожалуй так. Значит, ты отправляешься с нами?

Бенедетто молчаливо стоял и дрожащими руками теребил шейку старой лютни.

– Пока ты спал, я много размышлял, – со вздохом ответил он. – Уже более десятилетия я сижу на этом причале и играю для каждого, кто проходит мимо. Иногда получаю пенни, немного серебра… или насмешку, рваное одеяло или обветшалый плащ, или же одну только улыбку. Я выучился говорить на вашем языке, и на языке французов, знаю немного из латыни, но, все равно, чувствую пустоту внутри.

Сердце жаждет вновь однажды летом увидеть солнечные берега прекрасного Lago di Varese и родное селение Браббии. О, Петер, если бы ты видел красивые сады и огороды моего народа! Цветы, наполняющие обоняние ароматами небес, а их пестрому многообразию впору соперничать с радугой. Плоды, большие и сочные, истекают сладким нектаром. И музыка. О, музыка. И прекрасные девы. Чего же я сижу здесь, на краю варварского севера и пою глупые песни, до которых никому нет дела?

Так почему, – перебил его Петер, – почему ты не ушел?

Бенедетто поднял несколько камешков и медленно швырнул их в реку.

Моя семья потеряла расположение нашего господина, и нас выгнали из нашего дома. Мы не обрели убежища ни у Гиларатов, ни у Боргомнеров. Они воевали за обладание свободными землями и городами, и всюду, куда бы мы ни бежали, всюду шло кровопролитие.

– А сколь давно было это?

– О, десятка два лет тому назад, надо полагать, – ответил Бенедетто, – Я уже потерял счет.

– Мир меняется.

– Как раз об этом я и размышлял прошлой ночью, падре. Есть кое-что, чего я боюсь куда сильнее, чем снова повстречать жестокость. Его черные глаза заблестели слезами. Что если воспоминания… обманывают меня? А вдруг цветы не так нежны, а вино не горячит, как прежде?

Тогда, добрый менестрель, – снова перебил его Петер, – почему просто не умереть? Смерть спасет тебя от боли разочарования, быть может.

Вил нетерпеливо мерил шагами берег, пока, не вытерпев, приказал воинам подниматься на плот.

– Петер, мы ждем. Менестрель, нам пора уходить. Благодарим за оказанную доброту.

Петер отвел Вила в сторону.

– Юноша, человек может поехать с нами. С твоей стороны благоразумно пригласить его.

Вил подозрительно посмотрел па Бенедетто.

На что он нам?

– Он говорит на языке юга лучше меня и знает обычаи той стороны. У него верный глаз: он поможет нам на опасных перевалах, да и с ним нам легче будет раздобыть пропитание в селениях. И, мне кажется, мы ему тоже нужны.

Вил повернулся к Бенедетто и высокомерно подбоченился. Ему неохота было брать менестреля, но он послушал совета Петера.

– Сир, можете ехать с нами, ежели хотите. Учтите, что вам придется слушаться моих распоряжений.

Бенедетто бросил тоскующий взгляд на пристань, снял шляпу и слегка поклонился.

– Сын мой, волею судьбы я всю жизнь кому-то подчинялся, и считаю за честь последовать под вашим командованием.

То ли скорбный взор, то ли равнодушие в голосе менестреля, то ли что иное затронуло Вила, но он вдруг пожалел этого человека и дружелюбно протянул ему руку.

– Тогда – добро пожаловать.

Крестоносцы радостно визжали и хлопали в ладоши, рассаживаясь по местам: общество музыканта детям пришлось по нраву. Несколько напряженных усилий рук – и лодку подхватило речным течением.

Пока плот стремительно уходил вниз по Роне мимо деревень Беттен и Морель, все смеялись и поддразнивали друг друга. Яркое солнце ласково пригревало макушки.

– Расскажи, менестрель, – попросил Гюнтер. – Расскажи нам о своем доме.

– О, мальчик мой! Вряд ли слова способны передать подобную красоту. Вы, северный народ, и не видывали такого.

Крестоносцы обступили Бенедетто, а он закрыл глаза и вздернул лицо к небу.

Мальчиком я жил в маленьком доме из камня и глины, с плоской крышей, который стоял на берегу могучего Lago di Varese, самого прекрасного озера на земле, темно-синего пристанища аистов и лебедей. Жаркими летними днями мы плескались и резвились в его чудных водах. Ах, что за прелесть!

Отец мой был простым рыбаком. Я все еще вижу в памяти, как он чинит сеть, проводя по ней толстыми пальцами с легкостью самого виртуозного игрока на лютне, словно исполняя мелодию для самих ангелов. А мать… ах, мама! Каждый вечер она готовила самые вкусные блюда, при этом напевая нежные песни, как птица по весне. Si, si, свежая рыба и маслины, мягкие пшеничные хлеба и фрукты. Отец, как обычно, наливал красного вина из глиняных бутылей, которые изготавливал гончар Фернандо, мой дядя. По вечерам мы с братьями и сестрами, кузинами и кузенами, с тетями и старым дедушкой, и с дядей танцевали и пели, пока не валились на землю от усталости. А потом мы лежали под звездами. А звезды-то, звезды! Так уж их много, этих блестящих алмазов, которые повсюду вспыхивают и мерцают.