Хидыр Дерьяев - Судьба (книга четвёртая)

Ребятишки, игравшие на улице в альчики, моментально окружили фаэтон — в диковину им была и такая смешная арба на четырёх колёсах и две незнакомые нарядные женщины, одна из которых правила лошадью. Мальчишки знают всё на свете, даже то. что произойдёт в следующую пятницу, поэтому они сразу же указали кибитку молодухи. Оставив лошадь на попечение добровольных помощников, Узук и Абадан вошли в кибитку.

При виде незнакомок молодуха быстро закрыла лицо и отвернулась к стене.

— Не прячь лицо, девушка, — сказала Узук, подсаживаясь к ней, — от нас не надо прятать лица, ты ведь старше меня намного.

Молодуха нервно хихикнула.

— Разве не так? — засмеялась и Узук. — Ведь мой муж является младшим сыном твоего мужа, значит, ты мне тётушка. А ну, открывай, открывай лицо, тётушка моя!

Покрасневшая от смущения молодуха опустила полу халата.

— Ты и яшмак снимай, — продолжала Узук. — Я тебе не свекровь, со мной можно спокойно без яшмака разговаривать. Вот так, девушка! И тебе дышать свободнее, и нам приятнее на твоё красивое лицо смотреть. Ты из какого аула? Здешняя?

— Нет, — шёпотом ответила молодуха, — я из аула Полат-бая.

— Знаю этот аул, хороший аул, у вас там возле главного арыка чаир густой растёт, правда?

— Правда, гельнедже.

— Родители у тебя есть?

— Умерли…

— У кого же ты воспитывалась?

— У старшего брата.

— Понятно, — вставила Абадан, — не столько брат, сколько невестка, жена брата, тебя воспитывала.

— Да… — покорно прошелестела юная женщина и потупилась, горько вздохнув.

— Обычная история, — вторя ей вздохом, сказала Абадан.

— Сочувствую тебе, девушка, — Узук погладила молодуху по вздрогнувшему и непроизвольно потянувшемуся к ласке плечу. — Были бы живы твои родители, нашли бы они тебе в мужья твоего сверстника, они бы не отдали тебя за калым — такую молодую и пригожую — второй женой старику, не обогащались бы на твоём горе.

— Младшего брата женить надо… калым платить… — прошептала молодуха, и по щекам её быстро-быстро покатились бусинки слёз.

— Чтоб он пропал, этот калым! — Узук с сердцем стукнула кулаком по ладони другой руки. — И братья твои, девушка, совсем рассудка лишились — могли ведь пристойнее судьбу твою устроить!

— Без родителей оно всегда так, — подлила масла в огонь Абадан, — каждый норовит от сироты кусок побольше отщипнуть. А девушка-то какая — будто луна в кибитке светит! Да такую хорошенькую самый прекрасный джигит счастлив будет себе в жёны заполучить, если она согласится, конечно.

Это было уже слишком для юной женщины — закрывшись полой халата, она громко зарыдала.

Абадан смутилась, поняв, что была бестактна и переиграла, виновато взглянула на Узук: выручай, подружка. Та обняла молодуху за плечи.

— Не плачь, милая, успокойся. Мы специально к тебе из города приехали. Если не возражаешь, увезём тебя с собой. Там много аульных девушек живут и учатся. Ты тоже учиться будешь. А потом выйдешь замуж за кого тебе твоё сердце подскажет, без калыма за молодого джигита выйдешь. Ну как, согласна на это? — закончила Узук доверительным шёпотом, наклонившись к уху юной женщины, и с шутливой доверительностью, как подругу, легонько дёрнула её за косу. — Согласна или нет?

Молодуха улыбнулась сквозь слёзы:

— Согласна… Если вы меня увезёте и в костёр бросите, согласна и на это.

— Повторишь свои слова, если тебя в городе другие люди спросят об этом?

— Где скажете, там и повторю, милая гельнедже!

— Старик этот где сидит, муж твой?

— Там… напротив дом.

— Пошли, Абадан, с молодожёном толковать, — поднялась Узук.

Абадан указала глазами на молодуху.

— Пустое место не застанем, вернувшись?

— Верно, — спохватилась Узук, — посиди здесь, расскажи девушке о городе.

Молодожён уже приближался к конечным годам пророка Мухаммеда, но был ещё стариком крепким, не очень побитым молью жизни. Бороду на щеках он выщипывал, прихорашиваясь, видимо, к встрече молодой жены. Накинув на плечи нарядный красный халат, он пил чай и отгонял мух большим белым платком. Когда Узук вошла, он сделал движение, словно плеснул себе ненароком за бороду кипятком из пиалы.

— Проходи, молодица, садись, — он бросил в сторону лежащую рядом подушку, приглашая опереться на неё.

— Некогда садиться, аксакал, — сказала Узук. — Я человек государственный, по служебным делам к вам зашла.

— Чая попить может и государственный человек, — настаивал старик.

— Времени нет. Задам зам пару вопросов — и уйду.