Хидыр Дерьяев - Судьба (книга четвёртая)

Торлы, не без интереса слушавший Узук, был ошеломлён таким поворотом. Он растерянно заморгал, оглянулся, словно ожидая поддержки со стороны.

— Нет, не так, Узук! — обрёл он наконец способность речи. — Не так! Разве я совсем лишён рассудка? Разве я не понимаю, что при царе мне жилось хуже, чем собаке Бекмурад-бая? А сейчас моё достоинство повыше, чем у самого Бекмурада! Я не враг, Узук, я люблю и Ленина и Советскую власть.

— Не издавай ни звука, Торлы! Молчи! — воскликнула Узук. — Пусть не язык твой говорит о любви, пусть дела твои говорят! Но они говорят обратное, Торлы, они утверждают, что ты враг Советской власти.

— Что я сделал такого, чтобы стать её врагом? — отбивался Торлы. — Украл у неё скот? Школу поджёг? На проезжей дороге грабил? С минарета поход против неё благословлял? Какое зло сделал я власти, чтобы она меня врагом считала?

— Задай эти вопросы своей совести, Торлы, и ты получишь правильный ответ. Жадность к богатству сделала незрячими твои глаза, но совесть твоя, — я верю в это, — осталась зрячей, человеческой совестью. Той самой, которая заставила тебя броситься ради спасения чужой женщины в ночную стремнину Мургаба и на нож Бекмурад-бая. И теперь эта женщина — твоя сестра, Торлы! — говорит тебе: «Опомнись, брат! Пока не поздно, вернись с обочины на дорогу! Брось заниматься контрабандой и займись честным трудом!»

Страстный человеческий призыв не может остаться безответным, если в опустевшем селении остался хоть один человек.

— Не я один контрабандой занимаюсь, — неуверенно попытался оправдаться Торлы.

— Пусть тебе не будет дела до других! — настаивала Узук. — Все козлы — козлы, но не каждый из них — архар. Зачем тебе подставлять голову за чужую вину?

— Не такая уж она чужая, коли я сам против закона иду, — самокритично пробормотал Торлы и вслух сказал: — Ладно, я не стану заниматься контрабандой. И другие не станут. Что хорошего из этого получится? Мы ведь тоже не только о себе заботимся, но и о людях. Советская власть ни фунта чаю на базаре не продала. Где народу чай брать, как пе у нас?

— Перестань ты искать лазейки! — упрекнула его Узук. — Хитришь, как ребёнок, а хитрость твоя — вся на ладони. Народ о себе сам позаботится. И власть о нём подумает, не беспокойся, — поступят в продажу и чай и всё остальное. А тебе бы в самую пору о своей собственной судьбе поразмыслить. Когда капкан защёлкнется, у пойманного волка не спрашивают, барана он собирался съесть или ящерицу поймать. А ты рядом с капканом ходишь, рядом с позором, со смертью.

— Интересно, от кого ты слышала, что я контрабандой занимаюсь? — спросил вдруг Торлы.

Узук пожала плечами.

— Кто станет спрашивать, где прокажённый, если его колокольчик слышен?

— Знаю, от кого слышала, — гнул своё Торлы. — Это пустая болтовня таких людей, как Берды, а ты на себе убедилась, какова цена таким людям. — Он встал. — Спасибо за чай, Узук.

— Просила же тебя не говорить дурно о Берды! — Узук потемнела лицом. — Неужели так трудно удержать плохое слово, если нет в запасе хорошего? И почему «пустая болтовня»? Ты же сам только сейчас признался, что занимаешься контрабандой!

— Бе! С чего ты взяла, что я признался? — Торлы сделал удивлённые глаза. — Я не признался, это я предположительно говорил: мол, если бы я занимался контрабандой и бросил её…

— Хорошо! — Узук тоже поднялась со стула. — Хорошо, я ошиблась, неправильно истолковала твой слова. Я приношу за это свои извинения. Но очень прошу тебя: вернувшись домой, подумай серьёзно обо всём, что тут говорилось — вдруг да и пригодится, если придёт в голову заняться контрабандой. Обещаешь?

Умела тактичная Узук щадить мужское самолюбие!

Думал Торлы или не думал над словами Узук, но дверь его дома оставалась открытой для Аманмурада, которого это пристанище устраивало по многим причинам. Жена Торлы Курбанджемал и дети жили у его матери ещё с голодного года, так что не было здесь посторонних глаз и ушей. Сама кибитка находилась неподалёку от порядка Бекмурад-бая, и в случае если бы кто заметил, что возле байских порядков появляются тайные ночные посетители, подозрение, думал Аманмурад, легко можно отвести на Торлы, тем более, что его и так подозревают в связях с контрабандистами.

Широкая постановка ввоза и вывоза беспошлинных товаров не могла опираться только на Бекмурад-бая. Он сделал своё дело как инициатор и теперь желал остаться в стороне, так как преследовал несколько иные цели, нежели Аманмурад. И потому для Аманмурада дом Торлы был важен в первую голову как перевалочная база. Здесь спокойно могли дожидаться своего рыночного срока привезённые товары, здесь же сосредоточивалось и то, что должно было уйти на рынки Мешхеда и Герата. Таким образом, когда Торлы утверждал, что не занимается контрабандой, имея в виду то, что сам не ходит через границу, это было правдой. Конечно, он был не настолько наивен, чтобы самому верить в свои оправдания, понимал прекрасно, что стелящий постель вору сам вор. Но ему нравилось жить по принципу: «Кто держит в руках мёд, тот и облизывает пальцы». А на пальцах Торлы «мёду» задерживалось порядочно — Аманмурад и его присные не слишком жадничали, своих доходов хватало с избытком.