Владислав Глинка - Повесть о Сергее Непейцыне

— Не то… Пожалуй, попроси я сейчас, то была бы должность и оклад к ней, раз светлейший за праздник мною доволен. Но первое от сего воздерживает, что не годится долголетнего патрона бросать, когда планида его к закату пошла. Праздник сиял тысячью огней и выдумок, шляпа княжая от бриллиантов в тот вечер так отягчилась, что ординарец ее сзади носил, но все же молодой любимец старого вконец осилил.

— А вторая причина? — спросил Сергей, выждав несколько.

— Вторая?.. От нее поселение в Петербурге сделалось мне невозможно, даже ежели светлейший вскорости сюда возвратится… — Иванов запнулся. Потом, смущенно улыбаясь, докончил: — Признаюсь вам, Сергей Васильевич, в первый раз за сорок лет столь приглянулась мне женщина, что около нее хотел бы навек остаться. Хоть не Геркулес, но сыскалась моя Омфала.

— Так за чем же дело? — воскликнул Непейцын.

— За тем, что друга моего жена… Вот и надобно уехать скорей. Хотя, здесь будучи, мог бы участием и заботами ей жизнь скрасить, оттого что муж не в меру Бахусу предался… И все же полагаю, уехать лучше будет.

«Экая жалость, что он несчастлив! — думал Сергей, провожая глазами шедшего по двору Иванова. — Ну, хоть дяденьке сейчас хорошо… А Соня? Знать бы, что она счастлива…»

Выждав неделю, надобную для «движения» бумаги, Сергей пошел в коллегию. Несколько офицеров-просителей, которых знал в лицо, играли по грошу в шашки на скамьях у дверей седьмой экспедиции. Страх, изгнанный рогожной кибиткой, уже прошел.

Назарыча не оказалось на месте. Стол его был освобожден от бумаг, писаря-соседи сказали, что хворает, лежит дома. Непейцын мог прямо направиться к куму, но ему хотелось покончить скорей со всей канителью, а для этого посоветоваться, не дать ли кому-то сразу побольше, — за выплату жалованья и за место. Узнав у писарей, где живет Назарыч, решил на другой день отправиться навестить больного. «На Выборгской стороне, в Сампсониевской улице, у церкви», — написал он на клочке бумаги.

Извозчик тащился часа полтора. Вся Петербургская сторона — как огромная деревня. Деревянные домики, сады, немощеные улицы. Наконец впереди, за мостом, показалась пятиглавая церковь.

— У Сампсония всех арестантов хоронят, — сказал извозчик. — Кто в крепости аль в остроге сгаснет, того сюда и тащат.

Сергеи вспомнил херсонских колодников, мистера Говарда к, когда поравнялись с церковью, велел остановиться. За скрипучей калиткой — все как на других кладбищах, — поросшие травой холмики с деревянными крестами, каменные плиты. А вот и памятник из серого и желтого камня. На одной стороне прочел: «Здесь лежит Артемий Петров Волынский… преставился июля 27-го 1740 года». Нет ли еще надписи сзади?

В траве за памятником, прислонясь к нему спиной, сидел кто-то, раскинув ноги в порыжелых башмаках, склонив на грудь одутловатое лицо.

Вдруг, открывшись, мутные глаза вперились в Непейцына.

— Неужто Славянина вижу? — заговорил пьянчуга. — На деревяшке — значит, он… герой!.. Волынского могилу обозреть?.. Обозрей и наставника падшего…

При звуке хриплого голоса, увидев движение толстых губ, Сергей узнал корпусного учителя Полянского.

— Григорий Иванович, вы ли? — спросил он, протянув руку. — Позвольте, помогу вам подняться.

— Никуда отсюда! — Полянский ударил оземь ладонями. — Волынского могила! Мученика! Он и после смерти велик, а я жив, но плевело есмь…

— Какое же плевело — сколько людей выучили, — запротестовал Непейцын.

— Было… А ноне за шкалик попу подвываю… Я! Который от рясы перекор родителю… теперь за дьячка… — Полянский закрыл глаза и лег на бок. — Низко пал… Закопайте меня…

— Григорий Иванович, я вас домой отвезу, у меня дрожки, — сказал Непейцын.

— Оставь меня… Помяни потом, — вполголоса бормотал Полянский. Он перевернулся на спину и через минуту захрапел.

Сергей постоял в нерешительности: «Одному на деревяшке не поднять, и куда везти? Не знает ли Назарыч, где он живет?»

Встречная баба указала дом писаря:

— Вона крыша железная.

Действительно, из всех окрестных домиков только один был крыт железом. И не только это показывало состоятельность владельцев. Обшитый тесом дом был хозяйственно выкрашен в несколько странный розовый цвет. Сарай, хлев, большая собачья будка, банька в огороде — все крепкое, чистое.

Едва Сергей подъехал, как на крыльце показался Назарыч.

— Ко мне, ваше благородие? Так отпущайте ваньку и пожалуйте!

— А может, ему подождать?