Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

Сторонники Ибрагима Султана не слишком-то печалились по этому поводу. «Лебеди и журавли могут лететь куда им угодно, а вот соловей ни зимой, ми летом не покидает своего родного дома. А нам сейчас нужны не лебеди, а соловьи…» Желая отвлечь царевичей от раздоров и праздной жизни, от соперничества в играх и разгуле, Шахрух время от времени напоминал им, что не не следует забывать о подготовке к будущим походам на Китай, неустанно помнить о Бараке Углоне, держать войска наготове. Но на самом деле вся эта военная возня была и ему самому не по душе. Правя государством, созданным его знаменитым отцом, Шахрух беспрерывно устраивал пиры и тоже погряз в разврате. Под влиянием, даже под прямым давлением Гаухаршодбегим, Байсункура-мирзы, а также правителя Самарканда — старшего сына своего Улугбека, он вынужден был время от времени наставлять Ибрагима Султана, чтоб тот не столь ретиво преследовал и притеснял ученых, людей науки и, по возможности, не причинял бы им зла. Он не стал препятствовать желанию Ибрагима Султана вернуться в Исфаган, в свой дворец. Но Ибрагим Султан все же успел отправить по следам Наджмеддина Бухари верного своего Караилана с новым секретным поручением. Отъезд зодчего из Герата в тот же день стал известен Караилану и его людям. Знали они и о трех арбах зодчего, о договоре с караванщиком, о том, что поезд зодчего будет следовать впереди большого каравана. И, взяв с собой с десяток головорезов, Караилан отправился вслед за караваном. Лазутчики донесли ему, что зодчего и его семью везет неизвестный арбакеш из Бало Мургаба. Однако Караилан не проведал о совете Байсункура-мирзы и о том, что зодчий, изменив путь, проедет не через Кушку, Калан Мор и Ташкуприк, а через Бапо Мургаб, Майману, Чукургузар и Андхуд. Вырядившись в одежды торговцев, отряд Караилана двинулся вслед за большим караваном. В полночь Караилан был уже неподалеку от Кушки и, настигнув караван, осведомился о трех арбах зодчего. Ему ответили, что об этих трех арбах ничего не известно, и что знать об этом может лишь один караванщик. Караванщик был тут же разбужен и ответил, что три арбы вместе с Харунбеком впереди, что они обогнали караван и сейчас, должно быть, уже миновали Калаи Мор и находятся недалеко от Ташкуприка. Мнимые торговцы, не теряя времени, пришпорили коней и пустились вскачь прямо через степь. Следуя вдоль берега Кушки, они прибыли в Калаи Мор. В городе стояла глухая тишина. Их встретил лишь отчаянный собачий лай.

На рассвете, объехав весь город, они вломились в караван-сарай:

— Проезжали здесь три арбы? Останавливались?

— Ни вчера, ни сегодня, ни ночью сюда не въезжала ни одна арба, — ответил сторож.

— А нет ли другой стоянки в городе? — спросил кто-то из конных.

— Нет, господин! Город наш называют Калаи Мор, мы все здесь друг друга знаем. Ни одна не то что чужая собака, но и чужая змея не останется незамеченной.

Спрашивавший бросил взгляд на бледного человека с бородкой клинышком, державшегося поодаль. Тот промолчал. Этот немногословный человек с невыразительным лицом — ни гнева, ни радости нельзя было различить в его чертах — отправился в этот путь лишь из преданности Ибрагиму Султану. Дело, которое на сей раз было ему поручено, он считал пустяковым, мелким, и выполнить его он мог, как говорится, одним кончиком пальца.

На такие дела он обычно посылал своих людей, но зодчий был известен всему Хорасану, и убрать его должен был только весьма «искусный хирург». Все должно было сохраниться в строжайшей тайне, и лишь поэтому Ибрагим Султан дал это поручение лично Қараилану.

— И чужая собака и чужая змея вошли в твой город, а ты проморгал! — злобно огрызнулся конный.

— Э, юноша, зря говоришь мне «ты»! Я человек старый, в возрасте пророка. Вас-то увидел я сразу, только не распознал еще, собаки вы или змеи…

Конный размахнулся и стегнул плеткой по лицу старика. Тот со стоном повалился на землю. Изо рта и носа хлынула кровь, он вздрагивал всем телом, словно петух, которому перерезали горло. Не обращая на него внимания и стремясь как можно быстрее добраться че рез Тахт до Ташкуприка, группа всадников поскакала дальше.

— Напрасно ты это сделал, — сказал Караилан конному в красном чапане.

— Этот негодяй посмел оскорбить нас!

— Как видно, ты еще зелен, — ощерился в улыбке Караилан.

Нукер испугался, заметив эту коварную улыбку, смысл который был ему слишком хорошо известен.

— Каюсь, господин, — сказал он, и голос его дрогнул. Тех из своих людей, которые осмеливались нарушить его волю и приказания, Караилан обычно валил с коня и втыкал в живот нож. А присутствующие при этой расправе молчали, не смея даже вздохнуть. Нукера в красном чапане начала бить дрожь. Слава аллаху, на сей раз ничего дурного не произошло: их властелин изволил помиловать «зеленого юнца».