Федор Зарин-Несвицкий - Тайна поповского сына

А за нею по двое в ряд, гремя саблями, на красивых буланых конях несся отряд его людей.

Старый стольник действительно не пожалел заветной кубышки, чтобы не уронить своего достоинства. И костюмы, и кони, и экипаж стоили ему немалых денег.

Шумный поезд остановился у ворот дворца.

Боярин с помощью слуг вылез из экипажа и с непокрытой головой направился ко дворцу.

Левенвольд попросил старика подождать в первой приемной круглой зале, а сам поспешил к Бирону.

Бирона он застал в стеклянной галерее, выходившей окнами на Неву, галерея соединяла внутренние покои с церковью, где в настоящую минуту была государыня у обедни.

В немногих словах Левенвольд передал герцогу о посещении Кузовина, очень живо описал его самого, его манеры и его выезд, так что даже по губам Бирона скользнула тень улыбки.

— Очень хорошо, — произнес он, — я ручаюсь, императрица не откажет ему в приеме. Проведите его в аудиенц-залу.

Левенвольд поклонился.

Кузовин ни одной минуты не сомневался, что государыня с радостью примет его.

Его привели в аудиенц-залу, где уже было довольно много народу. Там собрались все те, кто просто желал представиться императрице, показаться на глаза Бирону и вообще напомнить о своем существовании. Это были частные аудиенции, так сказать, запросто. Императрица после обедни иногда посвящала им полчаса-час. Бывали здесь и приезжие из провинции знатные дворяне.

Кузовин с любопытством оглянулся вокруг, еще с большим любопытством глаза всех присутствовавших обратились на него. Седая борода, боярская одежда, все это так странно выделялось среди европейских костюмов придворных и представлявшихся.

Блестящие мундиры, камзолы, с золотыми и из драгоценных камней пуговицами, открытые шеи дам, украшенные жемчугами и бриллиантами — все это ослепило старого боярина.

Нарядная толпа весело шумела. Хотя разговоры велись вполголоса, но были очень оживленны. Слышался тихий смех. На Кузовина смотрели, даже не стараясь скрыть своего насмешливого любопытства.

— Откуда это чучело? Кто он? Да разве вы не видите, что его еще сто лет тому назад забыли похоронить…

Такие и подобные фразы то здесь, то там слышались в толпе. Но Кузовин в первое время до того был ошеломлен новой обстановкою, что ничего не слышал и не замечал нескромных, любопытных взглядов.

«Господи, — думал он, — а это холопы, видно», — и он с удивлением смотрел на лакеев в красных с золотом камзолах, в напудренных париках, в белых чулках и туфлях.

Медленно и внимательно осматриваясь вокруг, он вдруг остановился неподвижно, с разинутым ртом и широко раскрытыми глазами.

То, что он увидел, превзошло все его представления и ожидания.

В углу у дверей он увидел большое лукошко с яйцами, и в нем сидел немолодой человек. На голове у него был надет дурацкий колпак, похожий на петушиный гребень, красного цвета.

Вся одежда этого человека была сделана из разноцветных заплат и покрыта многочисленными бубенчиками. Необычайно широкие рукава действительно походили на крылья курицы. Этот странный человек-курица сидел совершенно неподвижно. Трудно было догадаться, что выражает его полное, с резкими морщинами лицо. Покорность или тупоумие? Большие глаза тоже глядели равнодушно, почти безжизненно. Ни один бубенчик не шевелился на его шутовском костюме.

Долго, как окаменелый, смотрел на этого человека старый боярин, и, наконец, взоры их встретились.

В глазах человека-курицы сперва отразилось недоумение, потом промелькнуло что-то похожее на ужас, щеки его покраснели, он вздрогнул и сделал порывистое движение. Жалобно, тихо зазвенели бубенчики.

— Тише, тише, тестюшка, — крикнул стоявший за ним шут, одетый в пестрый балахон, — не задави цыплятушек.

И он ударил его по голове хлопушкой для мух.

Ближайшие к ним засмеялись.

Кузовину казалось, что он видит сон. Вдруг со всех сторон, раньше прятавшиеся за гостями и не замеченные им, из углов стали выползать странные, страшные и смешные уроды, — из печей, из камина, из-за колонн. Карлики, карлицы, большеголовые, горбатые, длиннорукие, кривоногие, уродливо и пестро одетые, на лице некоторых ясно выражалось полное отсутствие разума, иные слабоумные, только издававшие какие-то дикие, звериные звуки, непохожие на человеческую речь. Они лезли к человеку-курице, страшные, как кошмар, улюлюкали, гоготали, щипали его за ноги при общем хохоте окружавших.

Кузовин видел при старых дворах и дур, и шутов, но таких выродков, такого унижения он не мог себе даже представить.