Если бы шпики сейчас слушали, то, вполне возможно, среди агентов охранки появилось бы несколько сомневающихся в том, а надо ли вообще останавливать Львова. Наверное, в феврале, меньше чем за месяц до революции, только Сизов из всех подданных короны мог слушать председателя Земгора и не задавать себе вопроса: «А вдруг он прав?», но это было только начало…
— Но не только это помешало нам выиграть войну. Как можно воевать против Германии, когда половина командования — немцы, а еще четверть — немецкие шпионы? Когда сама императрица родом из Германии, родственница кайзера? Не может быть сомнений, чтобы она…
«Чтобы она ненавидела Вильгельма, доведшего до ужаснейшего состояния ее родной Гессенский дом», — чуть не прибавил Кирилл Владимирович. Приходилось стискивать зубы, но держаться.
— Чтобы она не посылала своему родственнику никакой информации о наших войсках. Да и в своих записях, как утверждают некоторые персоны, особо приближенные ко двору, она в мельчайших подробностях излагает все планы наших кампаний, передвижения войск и снабжения. Из одной ли праздности или любопытства? Сомневаюсь! А что вы скажете о нашем правительстве? Толковые министры там долго не задерживаются, их просто затравливают. Вспомните одного Протопопова — он же сумасшедший! Что с него возьмешь? Но его назначили на невероятно ответственную должность министра внутренних дел без всяких сомнений.
«И по настойчивым просьбам Родзянко и многих депутатов Думы». Кирилл просто не мог не комментировать, хотя бы внутренне, пафосные реплики Львова. Но приходилось терпеть. Ради победы. Ради России. Ради тех, кто не пережил Гражданскую, голодомор, коллективизацию и репрессии…
— Или, Великий князь, подумайте: что сейчас творится в тылу страны? В самой столице уже хлеба нет, цены растут, почти нет дров, топлива, транспорт скоро встанет. Правительство что-нибудь делает ради этого?
«А еще лучше вспомним, что мы еще не ввели абсолютную карточную систему на продукты, как это происходит почти во всех ныне воюющих государствах». Львов-то еще не знал, как в марте тысяча девятьсот восемнадцатого года австрийское и германское правительства будут чуть ли не умолять своих послов в Брест-Литовске как можно быстрее заключить мир с Россией и вытребовать себе продовольствие для голодающего населения. Иначе произошла бы катастрофа и обе империи рухнули бы намного раньше. Или что люди, жившие в голодные двадцатые, будут говорить о том, что называть «кризисом снабжения» мартовские дни семнадцатого — значит издеваться… Но никто, кроме Сизова, об этом еще не знает. Пока что, во всяком случае. Кирилл надеялся, что никогда и не узнают, если он сможет сделать то, что планирует.
— Я мог бы привести еще множество примеров, которые легко докажут, что правящий режим прогнил сверху донизу. Но вам все это известно, иначе бы вы к нам и не присоединились. Не могу ли я узнать, что вас окончательно убедило прислушаться к нашим предложениям? — Львов перевел взгляд на Сизова. До этого Георгий Евгеньевич, когда произносил тот пламенный и яростный монолог, смотрел куда-то вдаль, поверх снежных шапок, нахлобученных деревьями.
— Возможно, вы знаете… — Кирилл Владимирович «закинул крючок», как он это называл. Простая проверка: если Львов сейчас как-то даст понять, что ему известно, значит, интересуется судьбой третьего в очереди на престол империи. А если интересуется, значит, все еще имеет на него виды. Или не он, а его «начальство». Сизов не отвергал возможности того, что за Львовым кто-то стоял, и не только масоны. — Что я ездил к императору. Я пытался убедить Ники прислушаться к голосу разума и навести порядок, избавить страну от тех темных сил, которые правят бал здесь, в Петрограде. Но у меня ничего не получилось, и поэтому я полностью разуверился в нашем самодержце.
Последнее слово Кирилл особенно выделил, произнеся его с некоторым сарказмом в голосе. Пусть у Львова будет как можно меньше сомнений в честности и чистоте помыслов Великого князя, направленных на изменение существующего строя. Впрочем, особенно стараться полковнику не пришлось. Он и так думал, что надо очень многое поменять в существующем порядке вещей. Однако в успех демократии, а уж тем более социализма или коммунизма Кирилл совершенно не верил. Все это не для России. Народу обычно намного легче видеть одного правителя, чем пытаться понять, что теперь он сам себе правитель и волен делать то, что хочет. А даже если представит — что сделает? Будет править? Нет, все равно спихнет на чьи-нибудь плечи. А потом будет ругательски ругать избранника. Мол, нехороший человек, плохой, неподходящий, умеет лишь красно баять да обещать золотые горы. И как-то тихонько обойдут вниманием тот факт, что сами же эти ругатели и поставили «недостойного» у кормила власти. К тому же вряд ли изберут лучшего, скорее уж самого подходящего, того, кто под стать избирателям. Или убогого, сирого и обиженного, таких очень любят с давних пор на Руси… Народ заслуживает того правительства, которое им правит…
Читать дальше