Николай Андреев - За Русь святую!

Миноносцы вернулись из плавания. На пристань высыпала жиденькая группа встречающих: плохая погода заставляла людей сидеть по домам или же по ресторанам. Ну в крайнем случае, по гостям. Было скучно, серо, холодно, одиноко. Англичане в таких случаях любили предаваться воспоминаниям, сидя у камина (если это были лорды) или стараясь согреться изнутри глотком грога (если это были люди победней да повеселей). Колчаку почему-то тоже вспоминалось прошлое. Может, не зря его сравнивали с англичанином? Хотя…

Английская кровь у Александра Васильевича если и была, то от силы две-три капельки. Ну может, три с половиной. Да и неанглийского происхождения не то что род, но и фамилия. Колчак. Колчак… Боевая перчатка, рукавица — вот что такое «колчак». И вправду, внешностью и привычками Александр Васильевич иногда походил на кольчужную рукавицу: хмурый, серьезный, собранный, старавшийся быть сильным при любых обстоятельствах, а свои страх и слабость не показывать окружающим. Волнение, надо сказать, нередко прорывалось наружу, и в эти моменты жизни Александр Васильевич становился черным как туча, нервным, выпускавшим пар не без потерь для окружающих. Мог и устроить разговор на повышенных тонах. Давали себя знать гены…

Побросав оружие, бунчуки, шатры и обоз, огромное воинство турок бежало, сверкая пятками, прочь с поля боя. Кто-то из магометан еще пытался сопротивляться, но они сражались считаные минуты. Радости победы не было предела: как же, пройти сквозь Польшу, изнывая от скуки вечных переходов, а потом наконец-то войти на земли Молдавии — и одержать такую замечательную победу! Рослого гренадера, усатого, чья некогда черная, как смола в чертовом пекле, шевелюра стала серебряной еще при «батюшке Петре», лихо подбрасывали в воздух целым взводом. Именно он, сломав ружье в штыковой, вырвал у гиганта-турка бунчук, а через какое-то мгновение, показавшееся гренадеру веком, недруги уже стали показывать свои потные спины.

Тот же гренадер, Савва Митрич, стоял в почетном карауле, приставленном к Колчак-паше, отдавшему графу Миниху, русскому военачальнику, ключи от города и собственную позолоченную, со вставленными в рукоять благородными опалами, саблю. Так пала крепость Хотин. В далеком Истанбуле «светоч веры» рвал и метал, грозясь трехбунчужного наместника Хотина окунать в чан с горящим маслом, пока он не покроется хрустящей корочкой. Колчак внял гласу разума (и предложениям императрицы Анны Иоанновны) и отправился в Северную Пальмиру. Правда, мучился простудами, тяготился холодом, слякотью, а потому вскоре направился на Правобережную Украину, к властвовавшему еще там польскому магнату. Их связывала давняя теплая дружба — и не менее удачное сотрудничество в торговле рабами и занятии контрабандой. Однако рок словно преследовал Колчак-пашу — через некоторое время земли Правобережной Украины стали частью Российской империи, и потомки сдавшего паши Хотин стали подданными правителей холодного Петербурга, а их судьба навсегда оказалась связанной со слякотью, холодом и ветром. Вода, реки, море — вот что манило Колчаков. Предок вряд ли бы это одобрил. Он вообще был хитрым, Колчак-паша, хитрым и расчетливым, потомки совсем не в него пошли. Трехбунчужный явно устроил бы им нагоняй. А может, и не устроил. Кто знает…

А еще судьба Колчаков была тесно связана с казаками. В Вугском казачьем войске за одного из лучших джигитовщиков почитался Лукьян, за верную службу получивший землицу в Херсонской губернии. Его сыновья, Иван и Федор, пошли разными путями в жизни. Первый «числился по гражданской», второй стал военным, за заслуги получил первого мая тысяча восемьсот сорок третьего года потомственное дворянство. Первое мая тоже ой как много будет значить для потомков Федора Колчака…