Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

Афганец переступил порог, и через минуту за окном раздался топот копыт уносившего его коня.

Да, теперь Каваньяри весьма сожалел, что при разговоре присутствовал Дженкинс. Но ничего — вскоре он убедится, что афганец жестоко поплатится за свою дерзость. Да и в конце концов — не вздорная же беседа с этим дикарем была главным итогом дня! Основное достигнуто: Мухаммад Якуб-хан готов с должным вниманием отнестись к пожеланиям и рекомендациям представителей Британской империи. Успех, и немалый! Стоит ли терять равновесие из-за бывшего коменданта какого-то жалкого глинобитного укрепления?

На следующий день англичане нанесли визит эмиру. Он имел, по существу, протокольный характер: никаких серьезных тем не обсуждалось. Рядом с Якуб-ханом в его странном мундире «царского генерала» сидели два ближайших советника: мустоуфи Хабибулла-хан и сипахсалар Дауд Шах-хан. Обоим было за шестьдесят, да и внешне они очень походили друг на друга: рослые, сосредоточенные, бородатые. Если бы министр финансов не брил щек и усов, его вполне можно было бы принять за близнеца главнокомандующего. В своей темной одежде — матерчатой шапке, длинной застегнутой доверху плотной рубахе, черных штанах и высоких башмаках — мустоуфи напоминал нахохлившегося ворона. Дауд Шах-хан — в каракулевой папахе — был облачен в светлый мундир с широким нарядным поясом.

Каваньяри отметил про себя, что, перед тем как дать ответ на самый незначительный вопрос, правитель Афганистана поглядывал то на одного приближенного, то на другого. Но сановники сохраняли полную невозмутимость. Они не нарушили ее и после того, как майор предложил, чтобы конкретное содержание англо-афганского договора было выработано им совместно с мустоуфи и сипахсаларом, без прямого участия эмира. Видно, этот вариант уже обсуждался его собеседниками: он был тут же одобрен Якуб-ханом.

Англо-афганские переговоры 1879 г.

Слева направо: Дженкинс, Каваньяри, Мухаммад Якуб-хан, Хабибулла-хан, Дауд Шах-хан.

Когда вся дальнейшая процедура переговоров была рассмотрена, Каваньяри перешел к теме, которая, как это ни странно, волновала его сегодня больше всего.

— Ваше высочество, — обратился он к эмиру, — мы, британцы, не привыкли жаловаться. Если нам наносят обиду, мы сами наказываем обидчика…

Афганцы с недоумением слушали майора.

— …Но я вынужден обратиться к вам, поскольку речь пойдет об афганском подданном, который задел не только меня, но и священную особу своего повелителя.

Не зная, что последует далее, Якуб-хан снова бросил беспокойный взгляд на своих министров.

— Я говорю о некоем Файз Мухаммаде, — продолжал Каваньяри. — Он командовал гарнизоном Али-Масджида и вел себя недостойно у стен форта во время следования нашего посольства. Но это не так важно. А вот вчера бывший комендант допустил выпады против особы его высочества эмира и проводимой им политики. Такое терпеть никак нельзя! Не сомневаюсь, и, надеюсь, вы согласитесь со мной, что подобный человек не может оставаться на государственной службе, тем более в армии. Его надо с позором разжаловать, а еще лучше — отдать под суд!

Якуб-хан обратился к главнокомандующему, и тот глуховатым голосом сказал ему что-то на пушту. Эмир, видимо, не понял и переспросил. Тогда Дауд Шах-хан разразился длинной тирадой на этом не очень хорошо знакомом Каваньяри языке; можно было уловить лишь часто повторявшееся слово «инглизи» да по раздраженному тону заключить, что сипахсалар чем-то недоволен. Затем Якуб-хан повернулся к майору:

— Миджар Камнари, вы говорите очень серьезные вещи. Кефтан Файз Мухаммад был дисциплинированным, опытным офицером…

Майор нетерпеливо махнул рукой.

— Погодите, — заторопился правитель. — Был… Однако сегодня рано утром он пришел к сипахсалару и попросил об отставке. Сардар сказал, что родина в тяжелом положении, но кефтан крикнул, что будет до конца дней бороться с ее врагами. И ускакал. Совсем…

В неожиданно наступившей тишине было отчетливо слышно, как англичанин скрипнул зубами. Ему положительно не везло с этим кефтаном.

Около двух недель Каваньяри вел напряженные переговоры, подготавливая мирное соглашение. С неизменным Дженкинсом в качестве секретаря и переводчика он то посещал афганских сановников, то принимал их у себя. Изучив приближенных эмира, майор понял, что мустоуфи был более волевой и влиятельной личностью, чем простодушный сипахсалар, и переключил на него все внимание. Лестью и всякими посулами он вкрался в доверие хитрого придворного.