Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

— Смею заверить, милорд, — ответил Каваньяри, — я прекрасно сознаю важность и ответственность возложенной на меня задачи и постараюсь оправдать оказанное мне доверие.

— Великолепно! Ваши усилия будут достойно оценены сразу же по достижении успеха. Кроме того, обещаю: вы не засидитесь в этой холодной горной дыре. При первой возможности я переведу вас в теплые и благодатные индийские края. Гвалиор или Барода вас устраивают? — спросил Литтон и, не дожидаясь ответа, продолжал, — а оттуда недалеко и до кресла секретаря по иностранным делам при вице-короле…

У майора перехватило дух: честно признаться, об этом он и не мечтал. Каваньяри взглянул на Литтона с такой благодарностью, что тот даже растрогался.

— Итак, милейший Наполеон, с богом — вперед! Желаю удачи!

По дороге в Гайдамак политический офицер внимательно изучал полученные инструкции. Принятие афганцами содержавшихся в них условий не оставляло для них ни малейшей надежды на самостоятельность. Сами виноваты. Бессмысленно оказывать противодействие державе, во владениях которой никогда не заходит солнце!..

10 мая его высочество Мухаммад Якуб-хан и представитель Британской империи майор Каваньяри, сопровождаемый, как обычно, Уильямом Дженкинсом из Индийской гражданской службы, встретились в специально отведенном помещении.

Они расположились на застланном коврами диване, а Дженкинс в роли переводчика занял место между ними. Необходимости в переводчике не было, ибо майор мог изъясняться на персидском языке и на его диалекте, распространенном в Афганистане, — дари, но он хотел располагать на всякий случай дополнительным временем для обдумывания ответов.

Преемник Шер Али-хана чувствовал себя неуверенно: речь его была не очень связной, руки дрожали. В отличие от эмира Каваньяри был спокоен. Лишь одно, казалось бы несущественное, обстоятельство нарушило прекрасное настроение, с которым он направлялся на свидание с правителем Афганистана. Приближаясь к дому, где должна была состояться встреча, майор прошел мимо сопровождавших эмира сановников и ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Естественно, все внимательно рассматривали важного инглизи, и Каваньяри невольно приосанился. Но среди любопытствующих кто-то смотрел на него особенно — недоброжелательно и зло. Это был рослый плечистый афганец в чалме и темно-зеленой куртке, явно стремившийся не выделяться из толпы. Майор мог поклясться, что где-то видел его, и даже совсем недавно. Однако припомнить где, когда, а главное — кто он, никак не удавалось.

Каваньяри тряхнул головой, стараясь освободиться от неприятного ощущения, и обратился к Мухаммаду Якуб-хану:

— Ваше высочество, по поручению его высокопревосходительства лорда Литтона, вице-короля Индии, я приношу вам соболезнования в связи с кончиной отца и эмира Мухаммада Шер Али-хана, а также поздравления по поводу вашего восшествия на престол!

Практически это означало признание Англией Якуб-хана эмиром. Но, поскольку британское правительство еще не было убеждено, что он станет полностью следовать его предначертаниям, столь немаловажное заявление майор сделал без свидетелей (Дженкинс в счет не шел), дабы сохранить возможность отречься от него в любую минуту. Тем не менее оно прозвучало достаточно торжественно. Каваньяри сделал паузу, во время которой Дженкинс перевел сказанное на персидский. Якуб-хан слушал рассеянно, а затем поблагодарил:

— Ташаккур!

Каваньяри подождал, пока и ему перевели хорошо знакомое выражение. Затем он продолжал.

— Я просил ваше высочество побеседовать со мной наедине, ибо намереваюсь коснуться щекотливых вопросов. Британская империя крайне заинтересована, чтобы Афганское государство и его эмир были ее искренними друзьями. А своим друзьям мы окажем всестороннюю помощь…

Это был очень существенный момент. Надлежало любой ценой привязать преемника Шер Али-хана к британским хозяевам Индии. Каваньяри снова вспомнил свою беседу с Литтоном в Лахоре. Вице-король беспрестанно возвращался к этой теме. Он даже показал Каваньяри полученную им 13 апреля недвусмысленную телеграмму Крэнбрука: «Если Якуб станет действительно проводить свою внешнюю политику под нашим руководством, мы будем готовы поддержать его против любой иностранной агрессии, какая может явиться результатом такой политики, деньгами, оружием и войсками, которые будут употреблены по нашему усмотрению в тех случаях и там, где мы сочтем это удобным».