Игорь Минутко - Бездна (Миф о Юрии Андропове)

В дверях, пожимая мне руку, хозяин квартиры (ее я не забуду до конца дней своих) сказал:

— Вы все-таки, Артур, подумайте. Есть над чем подумать. Скажем, недельку. Я вас через Викторию разыщу.

Но больше с Борисом Буряце мы никогда не встречались…

Сеня оказался владельцем почти новой «тойоты» синего цвета. Только правое переднее крыло чуть-чуть помято. Распахнув перед нами дверцу, он спросил:

— Куда ехать?

Я назвал адрес.

Всю дорогу Сеня не произнес ни слова. И мы с Викой молчали. Не знаю, как она, а я был просто подавлен впечатлениями от этого ночного застолья и ловил себя на идиотской мысли, что все это мне померещилось, потому что, как сказал какой-то русский классик, «так не может быть, потому что не может быть никогда».

Впрочем…

Мы стремительно мчались по осенней ночной Москве.

Пустынность, громады темных домов, редкие фонари. Ни одного прохожего на улицах. Только мигают светофоры на перекрестках; встречная милицейская машина. Редкие жалкие световые рекламы. Такое впечатление, что гигантская столица вымерла. Или оккупирована невидимой вражьей силой…

Но я-то знаю, за семь лет набрался опыта. Это в столицах прочего мира все на виду. Или почти все. Но и здесь, в Москве, есть эта «ночная жизнь», только она загнана глубоко в подполье. Бордели, обставленные по высшему классу, со всеми видами услуг, с дивами, которым и Париж позавидует. Игорные притоны — там идет игра по ставкам, на которые не решится иной миллионер, мой соотечественник. Воровские «малины», тайные дома свиданий, подпольные кабаки, где гульба идет всю ночь — со стриптизом, кабинетами, разборками мафиозных групп. И всю ночь работают подпольные цеха так называемой «теневой экономики», где дельцы невидимого бизнеса, тесно связанные с чиновниками самого высокого ранга, с членами правительства, с функционерами Центрального Комитета КПСС, с прокурорами, судьями, милицейскими высшими чинами (все они у них на содержании), куют свои несметные капиталы. А на загородных правительственных дачах, в привилегированных квартирах, таких, которую мы только что покинули (нет, в таких невозможно… но похожих), — пируют подобные компании, вершат свои дела, заключают сделки, считая себя, наверное, подлинными хозяевами этой несчастной страны…

Да, все это происходит сейчас, в этот момент, пока мы мчимся по пустой оккупированной русской столице, и «тойота» ныряет под мост, на котором написано аршинными буквами: «Партия и народ едины».

…Мы приехали. Сеня распахнул дверцу машины:

— Прошу!

— Спасибо.

— Не стоит.

Синяя «тойота», пыхнув дымком отработанного бензина, умчалась.

Вика устало провела рукой по глазам, сказала, зевнув:

— С ног валюсь. Сколько времени?

— Четверть четвертого.

— Загуляли.— Она внимательно, долго, с тревогой посмотрела на меня.— Ты ему отказал.

— В чем?

— Ты знаешь, в чем. Он многих об этом просит. Ну… Тех, у кого есть возможности.

— Я ему отказал,— сказал я и начал злиться.— Ты знала, что он заговорит об этом?

— Предполагала. Но я знаю тебя.— Вика слабо улыбнулась,— И, милый, разве тебе было не интересно?

— А если я напишу в свою газету обо всем…

— Напишешь? — перебила меня Вика и стала серьезной. Задумалась.— Напиши. Какой будет результат? Во-первых, если говорить о Галине, она плюет на подобные публикации. Уже кое-что там у вас печатали. Во-вторых… У тебя могут быть неприятности. Вплоть до лишения лживого пасквилянта Артура Вагорски, после соответствующих опровержений, аккредитации в Москве. Это как они решат. Впрочем, думаю, подобного не произойдет. Настало удивительное время: всем на все наплевать. Так что пиши. Но вот меня… И это, в-третьих, ты подставишь. Уж со мной-то они разберутся, можешь не сомневаться. Раздавят, как клопа. Я еще удивляюсь, как они терпят. Там, в Пятом управлении у Андропова, на меня много чего накопилось. Твоя статья будет последней каплей.

— Ничего я не буду писать! Дурочка ты моя.

— Тогда спать, спать! — Вика опять сладко зевнула.

Над крышей нашего пятнадцатиэтажного дома еле заметно посветлело небо.

Но в остаток той осенней ночи мы с Викой так и не заснули.

Я чувствовал, что Вика, лежа со мной рядом, не спит, хотя она не двигалась, замерла.

— Ты знаешь, почему мы пропали? — нарушила она молчание.

— Кто — мы?

— Мы, Россия, все народы, населяющие советскую империю. Впрочем, разных народов уже нет. Есть некое единство. Как это он определил? Общность под названием «советский народ». Интересно, кто это Леониду Ильичу придумал? Кто-то из новых советников. Свежие мозги, молодая кровь. Наверно, орден вручили за эту «общность». Нет, не орден. Презентовали дачу, новую квартиру или повышение в должности.— Вика помолчала.— Дай закурить.