Игорь Минутко - Бездна (Миф о Юрии Андропове)

За столом все подхватили песню:

Я взглянул на Вику — она пела, полузакрыв глаза, с восторгом, самозабвенно, погружаясь, как и все за столом, в экстаз, мне непонятный:

А в какой час я встретил тебя, моя грустная рыжая сказка, моя русская судьба?

Потом Борис Буряце пел одну за другой цыганские песни, без всякого перерыва, требовательным, нетерпеливым жестом обрывая невольные аплодисменты. Песни томительно-тягучие, от которых все вокруг как бы замедлялось, останавливалось, только бесконечная дорога петляла по российским равнинам, уходя к ускользающему горизонту, и цыганский табор шел по ней, исчезая вдали; то песня взрывалась бешеным, ураганным ритмом — гремел бубен, горели костры, пахло жареным мясом и конским потом, молодые цыганки кружились в стремительном танце, вея длинными цветастыми юбками, и отблески огня плясали в их черных очах. В непонятном сладостном затмении кружилась голова, все смешалось в моем сознании: цыганки, томительная лунная дорога, завораживающий блеск женских глаз, молодой кудрявый Пушкин — почему Пушкин? Но я зримо видел его среди цыган в таборе, ночью, под черным южным небом, усеянным яркими звездами. Почему южное небо? «Эй, ямщик! Гони-ка к Яру! Не жалей, брат, лошадей!…» Старая Москва, сугробы, тройка, заиндевелые конские гривы. Как у них говорят? Трескучий мороз…

Цыганский хор, цыганская любовь…

Боже, да что со мною?

Россия…

…Я почувствовал на своем плече руку Вики.

— Арик! Ау… Ты что? — прозвучал ее тихий голос.

— Ничего. Просто задумался. А в чем дело?

— Ты, наверное, пять минут сидишь с закрытыми глазами,— Вика уже громко продолжала: — Галина Леонидовна отдала приказ: «Американца не будить!»

Вокруг засмеялись. Я поискал глазами истинную хозяйку всего происходящего, но не обнаружил ее.

Со стола исчезли остатки молочных поросят, стол был накрыт свежей крахмальной скатертью, на нем стояли бутылки шампанского и высокие хрустальные фужеры на длинных ножках.

— Шампанское, друзья, шампанское! — весело говорил Борис Буряце.— Очень сближает.

Захлопали пробки из бутылок.

Мы с Викой выпили по бокалу охлажденного полусухого шампанского с маркой «Новый Свет» («Значит, крымское, голицынское,— успел додумать я.— Натуральное»), и Вика прошептала мне на ухо:

— Давай делать отвал. Уже скоро три. С тобой Борис уже поговорил?

— О чем? — не понял я.

— О своих проблемах.

— А!… Да, поговорил.

— Вот и сваливаем. Мы на этом празднике жизни уже лишние.

В противоположном от нас углу комнаты у столика с бутылками, закусками и фруктами беседовали «мои генералы» (так я их назвал для себя), и лица у них были сосредоточенными. Ведь вся эта публика собирается не только для выпивки и жратвы. И даже не для преферанса. Тут вершатся большие дела.

Я оглянулся по сторонам. Сутенер и совладелец подпольного публичного дома что-то тихо разъяснял респектабельному замминистра некоего строительного министерства, и тот сдержанно кивал головой. Профессора-экономиста и помощницы режиссера не обнаружилось, отсутствовал и Сергей Кузьмич Цаган, но по некоторому шевелению портьеры, скрывающей ломберный столик, я понял, что он уже там. Художник-реалист с растрепанной бородой, в которой застряли крошки и кусочки закусок, мирно спал в кресле. Две оставшиеся русские красавицы щебетали с поэтом Иваном.

— Уйдем по-английски,— сказала Вика,— не прощаясь.

— Но хотя бы с Галиной Леонидовной,— начал было я, но Вика, улыбнувшись, еле слышно сказала:

— Примадонна уже в своих покоях. Наверно, приняв ванну и, может быть, уколовшись о шип розы, ждет под балдахином своего возлюбленного.— В ее голосе было непонятное сожаление и злость одновременно.

— Тогда пошли,— сказал я.

И тут же появился Борис Буряце, будто подслушивал нас:

— Вы что, друзья?

— Пора, пора! — пришла ему на помощь Вика.— Надо и честь знать. Спасибо, Боря! Все было потрясающе.

— Ну что же… Тогда… Сеня! — крикнул хозяин квартиры.

В комнате появился Сеня, крепыш лет двадцати пяти, низкорослый, широкоплечий, в кожаной черной куртке, со стертым не запоминающимся лицом.

— Отвезешь моих гостей,— сказал Борис.

— Нет проблем, командир,— Сеня мельком взглянул на нас.— Пошли.