Виктор Поротников - Утонуть в крови - вся трилогия о Батыевом нашествии

После всего увиденного за прошедшие полдня многие из девушек пребывали в потерянном состоянии, многие рыдали, вспоминая своих убитых родителей, родственников и знакомых…

Еще находясь во дворе, Фетинья и Пребрана столкнулись с Милославой, дочерью боярина Турдея. Ее тоже привели на княжеский двор связанную и без клочка одежды на теле. Татарин, приведший Милославу в детинец, был весь забрызган кровью убитых им русичей. Поскольку злобный степняк то и дело лапал красивую пленницу своими окровавленными руками, грудь, плечи и ягодицы Милославы оказались вымазанными в крови.

Сидя на скамье у печи, в которой гудело сильное пламя, Милослава рассказывала Пребране печальную историю своего пленения:

— Прошлой ночью я вынесла на себе с восточного вала одного молоденького ратника, изранен он был сильно, — молвила Милослава в то время, как Пребрана обрывком полотенца, смоченным в воде, стирала с ее плеч и груди отпечатки окровавленной пятерни. — Дотащила я этого юношу до дома знахарки Акулины, помогла ей раздеть его и перевязать ему раны. Он сознание все время терял от большой потери крови. Нежатой его звали…

Милослава тяжело вздохнула.

Пребрана слегка вздрогнула и тихо спросила:

— Почему звали, неужели он умер?

— После перевязки Нежата заснул, выпив какого-то снадобья, — усталым голосом продолжила Милослава. — Я тоже еле на ногах держалась от изнеможения, прилегла отдохнуть и не заметила, как уснула мертвым сном. Проснулась от диких криков. В доме свирепствовали мунгалы, они зарезали Акулину, Нежату и еще троих раненых, лежащих в беспамятстве. Меня мунгалы раздели донага и связали веревкой. — Милослава вновь издала тягостный вздох. — Обидно, что нехристи так легко меня пленили. При мне же был кинжал, но я не успела им воспользоваться.

— Я тоже спала как убитая, когда мунгалы на монастырское подворье ворвались, — посетовала Фетинья, сидя на корточках у печной топки и подкладывая в огонь березовые поленья. — У меня тоже нож был припасен на самый худший случай. Токмо я спросонья и не вспомнила о ноже, когда мунгалы поволокли меня за волосы из кельи.

В светлице, где находились плененные девушки, было два окна, выходивших на теремной двор.

Рыжеволосая дочь боярина Любомира Захарича, подойдя к окну, воскликнула с ужасом в голосе:

— Бог мой, что творится! Нехристи раздевают догола княгиню Агриппину Ростиславну, бьют ее плетьми!

Несколько девушек гурьбой подбежали к окну, забранному ромбовидными стеклянными ячейками, и, напирая одна на другую, притиснули рыжеволосую Людмилу вплотную к оконной раме.

Подбежала к окну и Пребрана, которой в прошлом довелось несколько раз видеть Агриппину Ростиславну на службе в Успенском храме и на торжище.

Непонятно, что разозлило татар, которые гурьбой избивали старую женщину, содрав с нее все одежды. Княгиня лежала на подталом истоптанном снегу в нескольких шагах от теремного крыльца. Ее лицо было залито кровью. На ее рыхлом дородном белом теле после каждого удара плети вспухал кровавый след. Нагота и беспомощность княгини совершенно не трогали злобствующих врагов, которые наносили удары плетками и древками копий, подзадоривая друг друга веселыми гортанными выкриками. Наконец кто-то из татар вонзил в беспомощную женщину копье, тем самым прекратив ее мучения.

Потрясенные этим зрелищем девушки отпрянули от окна, лишь рыжеволосая Людмила не двинулась с места, с беззвучными рыданиями прижав ладонь к губам.

— Эти мунгалы просто нелюди! — дрожащим голосом обронила Пребрана, присев на скамью рядом с Милославой. — Это просто твари в человеческом обличье! В них нет ни малейшего сострадания!

— Я думаю, Агриппине Ростиславне было не страшно умирать в семьдесят-то с лишним лет, — с мрачным спокойствием проговорила Фетинья, глядя на огонь в печи, — а вот нам-то каково будет уходить из жизни в наши юные годы.

— Ежели Господь пособит мне бежать из плена, то я возьму в руки оружие и буду мстить проклятым мунгалам за все их зверства в Рязани! — твердым голосом промолвила Милослава.

Пребрана теснее прижалась к Милославе, выражая тем самым свое восхищение ее самоотверженной смелостью. В душе Пребраны желание мстить татарам за их жестокости подавлялось необоримым страхом перед этим свирепым степным племенем.

— Господь нам не поможет, — с тем же ледяным спокойствием произнесла Фетинья. — Самим надо думать, как спастись из татарской неволи.