Игорь Ушаков - Евангелие от Егория

«Да, ночь… Последняя их ночь… А потом та вечная жизнь! — подумал про себя Иисус. — Да, да! Та вечная жизнь после смерти. И ему впервые захотелось самому, чтобы та вечная жизнь в Царствии Небесном была бы не только сладкой сказкой для тех слабых, боящихся смерти людей, но была бы правдой».

Он прикрыл ладонью левой руки руку Магдалины, лежавшую на его правом плече и крепко, едва ли не до боли, стиснул ее.

И вот вечеря уже была готова. Лазарь вышел во двор и по- хозяйски деловито разметал угли костровища, а потом залил их водой. «Вот и кончилась жизнь огня!» — подумал Иисус. Раздалось противное змеиное шипенье, и клубы серого пара дружно взвились в небо и растаяли в уже сгустившейся тьме…

Позвали к столу, накрытому в доме. Лазарь указал Иисусу почетное место во главе стола и возлег по правую руку от него. Магдалина села, подогнув под себя ноги слева от Иисуса, который лежал, опираясь на правую руку, повернувшись лицом к Магдалине. Он не мог оторвать от нее глаз: ее смоляные волосы, ее темные, как зрелые вишни глаза, брови и ресницы, подведенные сурьмою… Она была похожа на какую-то языческую или, может, греческую богиню. Свободно спадавшие складки ее одежды помогали угадывать таинственную красоту ее девичьего тела. Он не мог оторвать от нее глаз…

Марфа на правах хозяйки суетилась около стола, предлагая гостям угощения, поднося кувшины с вином по мере того, как опустошались ранее поставленные. В этот раз она не упрекала Марию, что та не помогает ей. Она своим женским чутьем понимала, что Магдалина нужна Иисусу, а Иисус нужен Магдалине. Она была благодарна Иисусу за все: за его доброту, за его деликатность, наконец, — и это главное — за воскрешение Лазаря, ее любимого брата, который долгие годы заменял ей и Магдалине рано покинувшего этот мир их отца, хотя и был младше своих сестер…

В один из моментов, когда гости уже хорошо насытились, Мария отлучилась на минутку и вернулась с кувшином нардового чистого драгоценного мира. Она села в ногах Иисуса, помазала его ноги миром, а потом отерла их своими волосами. Весь дом наполнился тягучим и пьянящим благоуханием. Тогда один из учеников Иисуса, уже немного захмелевший, заметил:

— А не лучше ли было бы продать это миро? Выручили бы не менее трехсот динариев, которые можно было бы раздать нищим? Что зазря его переводить?

Иисус ответил на это:

— Мария Магдалина сберегла это миро на день погребения моего. Поэтому и помазала меня этими благовониями. Вот уйду я от вас, покину вас скоро… А милостыня нищим? Нищих вы всегда имеете с собою, вот и помогайте им потом. А меня вы не всегда имеете…

Не поняли ученики своего учителя, думали, что это опять обычные Иисусовы иносказания. Один Иуда знал, о каком погребении говорил Иисус. И он знал, что не успеет благоухание миро развеяться с ног Иисусовых, как он уже будет поведен на казнь…

Кончилась вечеря. Марфа стелила козьи и бараньи шкуры во дворе. Хоть была еще ранняя весна, но на улице было необычно тепло даже ночью. Сытые и чуточку хмельные апостолы стали устраиваться во дворе на ночлег. С ними же уложила Марфа и Лазаря. Иисусу же опять было отведено место в небольшой комнатке Лазаря, а сестры, как всегда, легли в своей опочивальне.

Некоторое время со двора через дверь доносились разговоры и смех Иисусовых учеников, но постепенно голоса затухли, а спустя некоторое время послушался и здоровый мужской храп…

Иисусу не спалось. Он вспоминал события прошедшего вечера, сердце его буквально рвалось из груди, перед его глазами явственно вставал образ Магдалины, сидящей у него в ногах и отирающей его ноги своими шелковистыми волосами. Он, как наяву, увидел, как в разрезе распахнувшейся на ее груди одежды при ее плавных движениях колыхались ее упругие груди… Он вспомнил ее слова: «Не сейчас… Погоди… У нас с тобой впереди еще сегодняшняя ночь и вся жизнь…»

И тут, будто отвечая на его безмолвный зов, раздался едва слышный скрип двери девичьей опочивальни, потом — уже беззвучно — открылась дверь его каморки, и в дверном проеме появился темный силуэт, который приближался все ближе и ближе, пока весь мир не потонул в нем, увлекая и Иисуса в страстную пучину любви…

Когда уже забрезжило, Иисус и Магдалина лежали молча. Она, лежа на его плече, тихонько ласкала его рукой. Он гладил ее шелковистые волосы, прижимая ее голову к себе.

— Мне мать с детства говорила, что я Сын Божий… Может это и правда? — прошептал Иисус Магдалине на ухо.