Деннис Лихэйн - Настанет день

— Джозеф, — произнес он.

Джо уставился на него.

Томас опустился перед сыном на колено, сжал руками его лицо, поцеловал в лоб, поцеловал в волосы, прижал его к груди.

— О господи, Джозеф, — выговорил он, закрыл глаза и почувствовал, как страх, все эти два дня запертый у него где-то в сердце, хлынул ему прямо в кровь, в мышцы, в кости. Он склонился к его уху и шепнул: — Я тебя люблю, Джо.

Джо замер в его руках. Томас провел руками по щекам сына.

— Я страшно беспокоился.

— Да, сэр, — прошептал Джо.

Томас искал в нем того мальчишку, которого он знал, но на него глядел незнакомец, чужак.

— Что с тобой случилось, мальчик? Все в порядке?

— Все хорошо, сэр. Меня побили, больше ничего. Ребята возле депо.

Мысль о том, что его сына, его родную кровь, кто-то избил, на мгновение воспламенила в нем ярость, и Томас едва не отвесил мальчишке пощечину — за весь свой страх, за две бессонные ночи. Но он сдержался.

— И все? Просто побили?

— Да, сэр.

Бог ты мой, от этого ребенка так и веет ледяным холодом! Как от его матери, когда она «не в настроении». Или от Коннора, когда все идет не так, как он хочет. Нет, это Коглинам не присуще. Видимо, что-то с материнской стороны.

— Ты кого-нибудь из этих ребят знаешь?

Джо покачал головой.

— Точно больше ничего не произошло?

Джо кивнул.

— Я пришел забрать тебя домой, Джозеф.

— Да, сэр.

Джо встал, прошел мимо него, к двери. Никакой ребяческой жалости к себе, ни страдания, ни радости, никаких чувств.

В нем что-то умерло .

Томас снова ощутил исходящий от сына холод и задумался, не сам ли он в этом виноват. Но бодро улыбнулся Дэнни и Норе.

— Ну, мы пошли.

Нора бросила на него взгляд, полный ненависти и презрения. Взгляд так и прожигал его. Она погладила Джо по лицу и поцеловала в лоб:

— До свидания, Джо.

— Пока.

— Вперед, — негромко сказал Дэнни. — Провожу вас.

Когда они вышли, Марти Кенелли открыл дверцу, и Джо залез внутрь. Дэнни сунул голову в салон и попрощался с ним. Потом они постояли на тротуаре, он и Томас, вдвоем в объятиях теплого вечера. В городе лето, улицы пахнут недавним дождем. Он любил этот запах. Коглин-старший протянул руку. Дэнни пожал ее.

— Они за тобой явятся.

— Кто? — спросил Дэнни.

— Те, кого никто не видит, — пояснил отец.

— Из-за профсоюза?

— Из-за чего же еще?

Дэнни фыркнул:

— Пускай приходят.

Томас покачал головой:

— Никогда так не говори. Не искушай Бога, Эйден. Никогда, мой мальчик.

Дэнни пожал плечами:

— Хрен с ними. Что они мне могут сделать?

Томас поставил ногу на край ступеньки.

— Думаешь, если у тебя доброе сердце и ты борешься за доброе дело, этого достаточно? Я всегда охотно схвачусь с добросердечным человеком, Эйден, потому что такой человек не видит нюансов.

— Каких еще нюансов?

— Вот ты сам и подтвердил мою точку зрения.

— Если ты меня пытаешься запугать…

— Я пытаюсь тебя спасти, дурачок. Или ты до того наивен, что до сих пор веришь в честную борьбу? Ты же мой сын, неужели ты ничему не научился? Они знают твое имя. Замечено твое присутствие в определенных местах.

— Пускай затевают драку. И когда они ко мне приблизятся, я…

— Ты не увидишь, как они приближаются, — заметил отец. — Никто никогда не видит. Вот что я стараюсь тебе втолковать. И ты намерен драться с этими ребятами? Господи, сынок, тогда готовься истечь кровью.

Он раздраженно махнул рукой и пошел прочь, оставив Дэнни на крыльце.

— Доброй ночи, папа.

Марти открыл дверцу, Томас оглянулся на своего сына. Такой сильный. Такой беспечный.

— Тесса, — произнес он.

— Что? — переспросил Дэнни.

Облокотясь на дверцу, Томас внимательно посмотрел на сына:

— Они явятся к тебе и напомнят про Тессу.

Он коснулся фуражки, прощаясь, и сел в машину.

Лето выдалось безумное. Хотя ничто этого не предвещало. Всякий раз, когда Бейбу казалось, что он ухватил нить событий, она выскальзывала у него из рук и исчезала, точно свинья, почуявшая запах тесака. Бомба у дома генпрокурора, забастовки, расовые бунты, сначала в Колумбии, потом в Чикаго. Причем в Чикаго цветные всерьез дали сдачи, так что получился даже не бунт, а настоящая война, до чертиков перепугавшая всю страну.

Не то чтобы все совсем было плохо. Нет. Во-первых, кто бы мог предсказать, какие чудеса Бейб сумеет проделать с белым мячом? Да попросту никто. Май у него, надо сказать, не задался: процент удачных ударов упал до минимума. Но потом тренер Барроу разрешил ему не становиться в начале матча на питчерскую горку, Бейб рассчитал, когда нужно вложиться в удар, и июнь получился триумфальный. А июль — так просто вулканический.