Константин встал и обратился к прелатам с речью на латинском языке, знакомом многим лицам духовного звания. Тем, кто его не знал, речь тут же переводили на греческий. Он тепло приветствовал собравшихся, но с некоторой многозначительностью, напоминая им о том, что в Божьей Церкви нет места для внутренних раздоров, и призвал их забыть о причинах возникших разногласий и распустить узлы противоречий мирным путем.
Закончив речь, Константин подал знак секретарю, и двое рабов внесли в зал жаровню с тлеющими углями. За ними шел писарь и нес корзину со свитками И вощеными дощечками, какие широко использовались для переписки.
— Корзина, принесенная моим писарем, содержит жалобы, адресованные мне многими из вас и тех, кто не смог присутствовать на Соборе, — сказал Константин, обращаясь к собранию. — Когда мой секретарь прочел первые из них и сообщил мне, что многие из вас обвиняют других в ереси, интригах, пособничестве врагу в недавней войне и тому подобных преступлениях, я велел их больше не читать.
Голос его теперь звучал сурово, и всем стало ясно, что он недоволен.
— Осуждению кем бы то ни было своих собратьев, которые трудятся на винограднике Господа, нет места на Соборе, посвященном возвращению Церкви мира. Поэтому я предпочитаю открыто сжечь перед вами эти документы и заверяю вас, что мною они не прочитаны, а содержащиеся в них обвинения рассматриваться не будут. — С этими словами он бросил в жаровню первые свитки, а писарь стал собирать их в кучу над огнем.
— Христос велит тому, кто надеется на прощение, — прежде всего простить заблуждающегося брата, — сказал в заключение Константин. — Так как я прощаю теперь всякого из вас, кто прислал мне эти непристойные документы, то требую, чтобы и вы простили друг друга.
Хоть и рассчитанный на то, чтобы отрезвить враждующих между собой епископов, драматический жест Константина — сжигание их взаимных обвинений — в некотором смысле явился символическим для последующего Собора. Он мало принимал в нем участия, но Хосий каждый вечер давал ему отчеты о происходящей полемике, и ежедневно они становились все более обескураживающими.
Сначала Арий выдвинул свой тезис о том, что Христос, сотворенный Богом Отцом, является поэтому «существом» и не равен Богу Отцу — в этом заключалась сущность доктрины, вызвавшей острый религиозный спор. Против арианской доктрины, признанной уже ересью одним церковным синодом, теперь возвысил голос один из самых красноречивых ораторов на этом Соборе. Это был голос Афанасия — секретаря и представителя епископа Александра, с самого начала выступавшего против Ария, и он пункт за пунктом доказывал несостоятельность арианской доктрины.
По мере того как медленно и с трудом тянулось это обсуждение, постепенно росла убежденность, что нужна промежуточная позиция между двумя крайностями. Одна группировка характеризовала положение Сына по отношению к Богу Отцу словом «единосущен», — тогда как ариане настаивали на том, что Сын «подобносущен».
— Почему все это так важно? — раз вечером раздраженно вскричал Константин после того, как Хосий закончил свой отчет о пустых пререканиях на Соборе в тот день.
— Если бы ты пошел туда, август, и послушал, как Афанасий критикует утверждения Ария, ты бы понял почему, — сказал греческий священник.
— А он настоящий борец, этот епископ. — Восхищенный, Константин на минуту забыл свое раздражение. — А ведь такой щуплый, что кажется, и сам когда-нибудь сгорит в огне своего возмущения, как в пламени щепка.
— Если такой человек, как Афанасий, готов ежедневно сражаться в прениях, хоть он и хрупкий, слабого здоровья, значит, он говорит дело, — предположил Хосий.
— Так ты с ним согласен?
— По всем основным вопросам — да. Видишь ли, август, если Церковь признает, что Христос «подобносущен» и, следовательно, менее значимое существо, то понятно, что Бог Отец мог бы создать и другие менее значимые существа, как сегодня говорил Афанасий. А это значит, что впоследствии могут найтись другие люди, которые станут утверждать, что они Сыны Божьи, и основывать свои собственные Церкви.
— Понимаю, что такое положение дел было бы скверно для Церкви — равно как и для империи, когда шестеро претендуют на титул августа, — согласился Константин. — Велика ли вероятность того, что Арий со своими теориями может возобладать?
— Думаю, что нет, — отвечал Хосий. — Огромная опасность, похоже, заключается в том, что Собор закончится, так и не решив вопроса, является ли Христос «единосущен» Богу Отцу или «подобносущен», то есть сотворен Богом Отцом для того, чтобы он служил мостом, посредством которого человек мог бы приобщиться Божественности и тем самым обрести вечную жизнь.
Читать дальше