Наталья Головина - Возвращение

— Очень тяжелые времена… И, по-видимому, мне кажется, что я беседую порой с кем-то из будущего. Но поговорим еще раз. О чем я намеревался? Жизнь… Все ли в ней оправдалось?.. Иногда мне кажется, что в ней осталось только одиночество, потери и «жизнь воспоминаний»… Здесь ли вы, автор?

— Я здесь. И начать хотелось бы с вопроса, что с вашей русской пропагандой? Она была главной во всей вашей деятельности.

— Вы о «славянском мессионизме» Герцена? С каждым годом я все больнее бьюсь о непонимание здешних людей, об их равнодушие ко всем интересам, ко всем истинам… Иногда приостанавливаюсь в своем отрицании, и мне кажется, что худшее время уже прошло, стараюсь быть последовательным: мне видится тогда, будто пригнетенное слово во Франции высвобождается, будто что-то забрезжило наконец… нет, не видно отчетливо! У них здесь все есть, что надобно — и капиталы, и опытность, и порядок, и умеренность — что же мешает? Вот умеренность и мешает. Только ли поэтому мнится, что заалеет на востоке? Значится у западных моих друзей как химеры Герцена… Горько, что пахать сейчас приходится на здешней каменистой почве.

Однако о «русском общинном социализме»… Бит, казалось бы, довод о крестьянской «предкоммуне». Община, теперешнее детище земли, усыпляет человека, присваивает его независимость, но сама не в силах защитить от произвола и освободить… Чтобы уцелеть, она должна пройти через революцию. И все же верю, что она пригодится! Так что Герцен не отрекается от общины. Тут весь опыт и склад народной души!.. Россия скажет решительное слово в нашей сегодняшней жизни. Какая-то ни с чем не считающаяся уверенность: так будет. Хотя теперешнее положение России — равно неблагополучное и сулящее бедствия… Всюду у кормила жандармы под разными учтивыми названиями. Вновь торжествует трагическая неторопливость истории…

Что же сказать о себе, когда почти совершилась жизнь? Я не был блудным сыном! Любовь к родине у меня вовсе не инстинктивное чувство, не привычка, из которой сделали добродетель. Я люблю ее, потому что знаю ее, люблю сознательно, рассудком. Россия — это ощущение непочатости сил и северной свежести… Относительно же дальнейшего (это — несмотря ни на что) должно сказать: русский народ своими свойствами принадлежит будущему. Отечественная жизнь, сдавленная и деспотичная, при широте и богатстве народного характера чревата глубокими потрясениями. И к тому же образованные русские — самые свободные люди!.. Мы никогда не закончены, не ограничены! Посмотрим, что-то будет дальше. Россия — задача для всех дальновидных умов.

Но пора уж мне подбивать персональный свой итог. Не будем тратить время на вежливые уверения в том, что это преждевременно… Мы работали, и благодаря тому в России вырастали новые люди! Со знаниями и закаленные к тому же в нужде, горе и унижении. Я вновь о значении внутренней свободы для внешней свободы: о необходимости увеличения числа свободных людей для перехода к новому и для гарантии от рабства. Новые поколения в этом смысле обещают многое, несмотря ни на что. Пусть они даже не дочитали своих учебников, но рвутся в дело, как когорта людей 1812 года. Пена уйдет, останется дельное. Мы теперь меньше нужны… Может быть, и жаль. Убыло понимание того… что мы именно еще более нужны!..

Совершенно новое явление — рабочие. (В статьях уж не принято говорить «работники».) Новое и самоопределяющееся явление… Качество «самости» в них нарастает. Начались уж рабочие собрания не в чопорной обстановке кабинета с поучающими их доктринерами. Вообще, вопреки всему, люди все же гораздо больше мечтатели и художники, чем думают о себе! Это угасшая было во мне вера… не угасающая. Стремление к обновлению мира станет всеобщим. Мы улыбаемся теперь с Огаревым, видя уже в самых закостенелых официальных статьях толки о правах или провозглашение Америки (это не от нас) и России — странами будущего. Как глубоко укоренилась наша пропаганда, если даже у врагов наших… Религия будущего общественного пересоздания — единственная, которую мы завещаем грядущему.

— Да, семена брошены. Среди них также и предупреждение Герцена о страшных последствиях разливанной крови, хотя он хочет в будущем радикальной, а не половинчатой революции. Мечтает не просто о равноправии — о всеобщей полноте прав без различия классов. Он социальный оптимист и считает, что в принципе преобразуемо . Если коснуться «завещания», то что еще вы причислите туда?