Среди оторопи и молчания раздался крик вождя Комма:
— На суда, всадники! Ветер попутный! На суда!
Они слушались, не понимая.
И, дойдя до кораблей, Комм велел распустить паруса. Они были сделаны из звериных шкур, раскрашенных яркими красками. Как только их подняли, они надулись от свежевшего ветра.
Галлы спрашивали себя, к чему эта затея, и не думает ли вождь, что эти крепкие дубовые корабли станут рассекать береговой песок, подобно воде морской. Одни думали бежать дальше, другие — умирать, убивая римлян.
Тем временем Волузений, во главе своих всадников, преодолевал возвышенность, идущую по границе этого берега из песка и валунов. Он увидел, как из глубины затона высятся мачты венетских кораблей. Учтя, что паруса их распущены и надуты попутным ветром, он остановил свой отряд, осыпал похабными проклятиями голову Коммиуса, пожалел своих запаленных коней и, поворотив прочь, велел своим людям возвращаться в лагерь.
«Чего ради, — думал, он, — гнаться еще за этим разбойником? Коммиус сел на корабль. Он плывет, и, при таком ветре, он уже за пределами полета дротика».
Вскоре Комм и его атребаты достигли густых лесов и плавучих островов, которые они наполнили раскатами громкого смеха.
Комм держался еще шесть месяцев. Однажды Волузений настиг его и двадцать галльских всадников на открытом месте. Префекта сопровождало приблизительно то же число людей и коней. Он приказал атаковать. Атребат, потому ли, что боялся не выдержать удара, потому ли, что затевал хитрость, подал знак к бегству, ринулся со всех ног своего коня по безграничной равнине и долго скакал, преследуемый по пятам Волузением. Потом он вдруг довернул коня и бешено накинулся со своими галлами на префекта конницы, которому пробил бедро копьем. Римляне, увидав своего главного начальника поверженным, в смятении разбежались. Затем, под влиянием воинского воспитания, заставлявшего их преодолевать естественное чувство страха, они вернулись подобрать Волузения в то самое время, как Комм радостно осыпал его самыми крепкими ругательствами. Галлы не смогли устоять против небольшого римского отряда, собравшегося с духом и сплоченного, который напал на них, перебил и взял в плен большее число их. Коммиус спасся почти один благодаря скорости своего коня.
А Волузения почти замертво принесли в римский лагерь. Искусством ли лекарей, силой ли собственной натуры он, однако, оправился от своего ранения.
После этого дела Коммиус сразу лишился всего — и верных своих бойцов, и собственной ненависти. Довольный своей местью, отныне удовлетворенный и успокоенный, он послал гонца к Марку Антонию. Допущенный в трибунал квестора, вестник этот сказал так:
— Марк Антоний, царь Коммиус обещает придти в место, ему указанное, исполнить то, что прикажешь, и выдать заложников. Он просит только избавить его от позора явиться перед кем-нибудь из римлян.
Марк Антоний был великодушен:
— Понимаю, — сказал он, — что Коммиусу было бы неприятно свидание с нашими начальниками. Освобождаю его от встречи с кем-либо из нас. Дарую ему прощение и принимаю его заложников.
Что было потом с Коммом Атребатом, неизвестно: его дальнейшая жизнь следов не оставила.
Перевод с французского И. А. Аксенова
Тонкая палочка; один конец ее был острый — для царапания букв на залитой воском дощечке; другой — широкий, плоский — для заглаживания написанного. (Прим. ред.)