Ёжи Журек - Казанова

— Кто это?

Бинетти медлила с ответом, Джакомо уже собрался повторить вопрос, когда она с нескрываемым волнением в голосе шепнула:

— Племянница. Моя племянница. Лили.

Черт подери. Лили. С таким именем? Конечно, шлюха.

— Для меня?

Напрасно он не придал значения взволнованности Бинетти. Откинувшись назад, она наотмашь ударила его по лицу — слишком сильно, чтобы посчитать это шуткой, но слишком слабо для настоящей пощечины.

— Нет, не для тебя.

— Почему?

— Потому.

Она не шутила — говорила серьезно и даже угрожающе, а такого снести он не мог.

— Ну, знаешь! — возмутился он и завертел Бинетти со сноровкой профессионального танцора. — В былые времена ты бы не стала мне отказывать в таком пустяковом одолжении.

— Держись от нее подальше, Джакомо, прошу тебя!

Голос немного смягчился, но он не собирался этим удовольствоваться. Еще один оборот, и вот уже слегка удивленное очаровательное личико Лили совсем рядом, за спиной пытающейся вырваться Бинетти.

— А ты как считаешь, цветик?

На этот раз пощечина по-настоящему обожгла скулу. Тысяча чертей, сговорились они все сегодня, что ли? Бинетти, впрочем, никак не походила на посланницу темных сил. Разрумянившаяся от гнева и непонятной тревоги, она напоминала прежнюю Бинетти, за которой он гонялся по всей Европе. В ней всегда было что-то от языческих богинь, ради которых мужчины калечили и убивали друг друга. Хорошо, он уступает. Нет так нет. С его стороны это была простая любезность. Вот и все. Инцидент исчерпан. А если она так не считает, пожалуйста: вот шпага, можно ею воспользоваться. Он смиренно примет приговор судьбы. Только хотел бы перед смертью выяснить одну мелочь: в чем его вина, почему женщина, которую он всю жизнь любит, после долгих лет разлуки обращается с ним как со злейшим врагом? Впрочем, нет, не надо ничего объяснять. Джакомо с размаху опустился в кресло. Лучше уйти с легкой душой, без раны в сердце.

Снова попытался обнять Бинетти, но она деликатно уклонилась.

— Ты в самом деле ни чуточки не изменился.

— Что ты говоришь, — пробормотал Джакомо, не оставляя попыток заключить ее в объятия. — Я все время усиленно над собой работаю. Хочешь — поработаем вместе. Как прежде.

— Вначале неплохо было бы вставить дверь…

Какая еще дверь — ах да, и вправду дверь. Этот болван слуга неправильно его понял: они как раз переставляли мебель, когда она пришла. И зачем им дверь, пусть весь мир узнает об их любви, зачем закрывать то, что должно быть открыто, к черту двери! Запертое — отпереть, скрытое — извлечь на свет Божий; вот логика настоящей любви. Только такой любви имеет смысл подчиняться, только ей служить, тараторил Джакомо, не обращая внимания на ироническую усмешку Бинетти и неуменьшающееся расстояние между ними. Плевать на расстояние — достаточно на нее взглянуть, чтобы вспомнить живое, горячее тело, не один и не сотню раз в упоении под ним стонавшее. Джакомо почувствовал возбуждение. Он уже готов был забыть о стоящей у окна девушке, а о докторе Хольце и впрямь забыл.

— Как ты сюда попал?

Как он сюда попал? Законный вопрос. Но сейчас не приятнее ведра ледяной воды, которой его окатил Василь. Из России, из тюрьмы, из бездны отчаяния… Прикусил язык. Не похоже, что от него ждут ответа. Помолчал минутку — ничего. Бинетти отвернулась, легонько тронула Лили за плечо, будто желая пробудить от летаргического сна, потом, вызывающе покачивая бедрами, подошла к столу. Ладно, пускай дорогая подруга сама решает, чего ей больше хочется: охладить его пыл или разжечь. А может, ее сюда привело что-то иное? Дело?

— Ты что-нибудь пишешь?

Все сибирские льды, тысяча ведер холодной воды и сто докторов Хольцев вернули Казанову на землю. Он не нужен. Что ж, пусть будет так. Пока.

— А как же, — усмехнулся и не спеша поднялся с кресла, — пишу. Письма должникам.

Разрази его гром — в этой шутке крылась чистейшая правда! Ведь будущие читатели этих записок [22] Казанова Джованни Джакомо (1725–1798) оставил интереснейшие мемуары, запечатлевшие нравы современного ему общества и рассказ о многочисленных своих авантюрных приключениях. В молодые годы, изучив право, он хотел принять духовный сан, но за любовные похождения был исключен из семинарии. Путешествовал по Италии и многим европейским странам. Был за богохульство и обман посажен в 1755 г. в тюрьму в Венеции, бежал, вновь путешествовал. Вернувшись в Венецию лишь в 1775 г., стал тайным агентом инквизиционного трибунала по внутренней службе города. В 1782 г. Казанова вновь покинул Венецию, жил в Чехии, занимался кабалистикой и алхимией. «Мемуары» (т. 1 — 12, 1791–1798, на фр. языке) вышли после его смерти (Mémoires écrits par lui-même. Bruxelles 1826–1828). Они доходят до 1773 г., содержат много ценных исторических сведений и яркие портреты исторических и политических деятелей. задарма получат поистине монарший подарок, больше того: смельчакам — столь же наглым, сколь и способным, будем надеяться, — которые кинутся описывать его приключения, достанется, без преувеличения, огромное состояние… Бинетти никогда не отличалась острым знанием, так что можно было себе позволить такую шуточку. Впрочем, через секунду он чуть об этом не пожалел.