Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время

«Медный всадник» — изумительная по силе поэма, целый гимн, дифирамб Петру… Однако цензура Николая отлично понимала, в чем дело, не разрешив поэму к печати непосредственно по написании ее тогда же, в 1833 году. Вступление к «Медному всаднику» заканчивается звучным славословием «творения Петра» — Петербурга:

И как раз эти-то самые финские волны потревожили и Петра и Петербург в наводнение 7 ноября 1824 года, как это до сей поры значится на чугунных табличках на углаx ленинградских кварталов, показывавших высоту воды в тот день, — ведь с «божией стихией царям не совладеть».

В самодержавном творчестве Петра, уже не говоря о творчестве его наследников, чутким, справедливым Пушкиным услышаны стоны тех, которых в старину клали живыми под стены строящейся крепости — для прочности этих же стен.

Есть такой герой у Пушкина, который пострадал от Петербурга, — это Евгений — снова Евгений! — пусть здесь и не Онегин, но тоже русский дворянин.

Евгений «заурядный дворянин». Беден. Живет в Коломне. Идет, так сказать, в разряде героев И. П. Белкина. Он

Просты, смиренны его мечты, под стать И, П. Белкину. В тот ноябрьский день, когда морские воды с запада рвались в устье Невы, ветер выл уныло и дождь стучал сердито в окно, Евгений мечтает о семейной жизни…

Он мечтал так, как мечтают все — такова сама жизнь! Но Пушкин поэт, он сердцем чует, какие бури ревут кругом, какие грознее подымается стихии. Не жить Евгению со своей Парашей! Дикие, стихийные судьбы шевелятся в новом городе.

И когда утихла буря, перестали бушевать ветры с запада, схлынули воды наводнения, Евгений устремляется к Параше.

Нет его Параши! Все мечтания скромной жизни прахом пошли. Погиб человек. Жизнь погибла. Семья погибла! Смят, раздавлен гранитным Санкт-Петербургом отдельный бедный человек. Тени жертв царственной столицы обступили, витают, скользят, кружатся вокруг Евгения… Обиженные! Униженные! Оскорбленные!… Кому за них вступиться? В великолепном Санкт-Петербурге, над державной Невой маленького человека задавило! Герои здесь живут, красуются, мчатся на рысаках в серебристых бобровых воротниках, человеку же, простому человеку жизни нет. Ах, когда же будет жизнь прекрасна, когда же все будут счастливы?

Пушкин увидел в обступившей его грандиозной истории страны страдания живого поверженного человека…

А Петербург живет, он уже восстанавливается после наводнения, он «зализывает раны». Все как прежде.

Кто же, кто виноват в этой гибели Параши? С кого спросить? Кто за нее ответит?

Но есть, есть в Петербурге, завелся здесь один человек, который думает, думает до безумия… Который, живя мирной жизнью, начинает ее ненавидеть.

А думает — значит, заговорит, потому что невозможно

жить молча. И пострадавший, потрясенный Евгений. ищет виновника:

Он узнал…

И пред «державцем полумира» встал «безумец «бедный» — жертва государства. Он предъявляет в очной ставке с владыкой свои права, требует ответа. Камни вопиют! Тихие люди говорят!

Никакого сомнения нет в том, что выражает этот гневный шепот, да еще сопровождаемый «злобной дрожью».

Это явный — пусть еще шепотный — протест: в нем народный яростный гнев! Это он, он, Медный всадник, виноват в том, что в конечном счете погибло все, чем обладал, чем жил этот бедный человек, — его любовь, его Параша, эта его маленькая, трепетная, но все же бесконечно дорогая и для него самого, да и в абсолютном смысле бесценная человеческая жизнь. Нет ничего ценнее всякой жизни человеческой! Всякая жизнь свята. Медный всадник, кумир на бронзовом коне, основал «город под морем». Под морем, нависшим неустойчиво над городом, готовым обрушиться на него обвалом вод.