Для Пушкина июльская революция 1830 года имела еще одно следствие, которое вызывало в нем глухую тревогу. После ее победы из Франции «побегли» поверженные сторонники Бурбонов и их белого знамени. И Пушкин снова со всей своей прозорливостью заносит в дневник в январе 1834 года такой, пока еще не понятый сигнал судьбы:
«Барон д'Антее и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет».
А кругом, несмотря ни на что, жила и работала наша страна, наш великий народ работал, ощупью ли, прозрением ли ища свое будущее…
Строится шоссе между Петербургом и Москвой. Холерные бунты сотрясают страну.
Жестокие бунты в новгородских военных поселениях. Развивающаяся торговля в Одессе. Первые пароходы на реках. Начало стройки железных дорог.
И в трудной своей семье, среди год от году рождающихся ребят своих, во время затяжной войны, среди придворных интриг, среди общественного брюзжания все время в неизбывных трудах растет созидающее творчество Пушкина.
Поэт вступает в последний, самый плодотворный период своей работы. Он не одинок теперь, вокруг него его любимая семья. Он живет простой, творческой жизнью… С молодостью покончено!
…Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья,
И в поэтический бокал
Воды я много подмешал.
Иные нужны мне картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи
Да пруд под сенью ив густых,
Раздолье уток молодых;
Теперь мила мнe балалайка
Да пьяный топот трепака
Перед порогом кабака.
Мой идеал теперь — хозяйка,
Мои желания — покой,
Да щей горшок, да сам большой.
Глава 21. Великое шестилетие
Последнее шестилетие жизни Пушкина резко отличается от предшествующей жизни. Дата 18 февраля 1831 года, когда Пушкин стал под венец с Натали Гончаровой, рубежом отделила Пушкина свободных молодых лет от времени стремительного его творческого созревания и роста. Жена, семья, дети, весь его новый быт вместе с его службою, с положением в обществе означили собой полдень его трудов. Чем крепче с действительностью увязывали его семейные узы, его тяготы, его заботы, его светский регламент, тем выше, как Аполлон, стремится он на золотой колеснице, уносимой конями Солнца, к самой высоте синего неба. Трудности не сокращали, а увеличивали его силы. Рождая, подобно нимфе Эхо, свой отклик на каждое событие мира и жизни, сам он — «сеятель благополучный» — ведет широкий щедрый сев своих идей, что мы теперь имеем зреющим в культуре народа. В свою семейную жизнь Пушкин уходит, как в спокойную крепость, чтобы там работать.
После этого рубежа первым пушкинским творением была написанная в Царском Селе 29 августа 1831 года «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди».
Насколько было бы бедней детство каждого из нас, не будь у нас этой сказки, бесценного подарка Пушкина ребенку, начинающему осваивать великолепный свой язык! Пушкинская сказка со всеми ее элементами, взятыми из русской были, — мудрая, красивая, веселая, благополучная, — создана для детей всего мира, пусть все в ней знакомо, все особо родно нам. И звонкий зимний вечер, и жужжанье прялок, и царь в шубе из золотой овчины, подглядывающий в щелку забора за молодыми пряхами, и счастье доброй девушки — все это так просто, так убедительно мило, все это хранится в расписных, кованых сундуках народной памяти нашей… Как бы ни был силен город, городская сказка — не сказка, она всегда подавлена, ущемлена богатством либо бедностью; на народной же сказке — всегда отпечаток земли, лесов, рек, полей, вечной свободы природы…
В народной сказке всегда шевелится, проглядывает дремлющая древняя наша память, шелестит дуб зеленый и, позванивая золотой цепью, бархатно мурлыча, кружит вокруг дуба кот, знающий все тайны. Все, что дает нам наша сказка, мы встречаем, приемлем охотно, с радостью, с благодарностью. Сказочные богатыри всегда первые наши советники, помощники, герои, олицетворение непобедимой мощи, добра и справедливости.
И когда закачается пред ними пушкинское синее пенное море, мы чуем, что где-то в глубинах душ жив у нас неискоренимо и Новгород Великий, и его тысячи озер и рек, а дальше ходят, седыми гривами машут вольные моря, куда хаживали новгородские и псковские удалые «молодые люди»… Мерещится и Царьград, отражающийся в Святом море золотыми главами «церквей и святых монастырей».
Читать дальше