Юрий Нагибин: Волхвы

— Входите, небого, — сказал Иосиф.

Короли вошли и замерли на пороге — на них, отвернув лицо от материнской груди, сознательным и серьезным взглядом темных чистых глаз глядел двухнедельный Младенец. И этот пронизывающий взгляд бросил их на колени.

Они ползли к ложу Марии, перестав быть королями, забыв про все свои амбиции, потери, неудачи, страдания от долгого пути, тяжелые разочарования, ибо все состоялось: они увидели Его…

По их изможденным и прекрасным любовью и смирением лицам катились сладкие слезы.

Мария посмотрела на мужа и покрутила пальцем у виска, мол, помешанные. Иосиф развел руками.

— Сколько таких неопасных безумцев бродит по улицам и рынкам Вифлеема! — бормочет Иосиф. — Мне иногда кажется, что люди вообще потихоньку сходят с ума. А вспомни пастухов. Как они таращились на нашего сыночка, будто хотели его съесть. Я даже испугался.

Иосиф насыпал горушку олив на стол, поставил жбанчик с водой, три глиняные чашки и воззвал убогих к столу. Но они не заметили его приглашающего жеста, как вроде не заметили и самого хозяина дома.

Их глаза были прикованы к Новорожденному и Его простодушной Матери.

А потом они отползли к порогу, поклонились лбами в земляной пол, поднялись и тихо вышли, не осмелившись преподнести свои скромные дары, просто оставив их на полу, возле ложа Марии.

Но не стоит их жалеть. Они пустились в путь королями-кудесниками, пришли нищими, назад отправились носителями света Божьего…

Иосиф нагнал их за порогом и почти насильно насыпал оливок в карманы, а Мельхиору, как самому старому и несчастному, всучил медный грошик с дыркой посередине.

— Карман-то не дырявый? — заботливо спросил Иосиф. — Сырку козьего купишь, пожустеришь его деснами. — И скрылся в доме.

— Какие странные люди к нам приходят, — сказала Мария, помогая пальцами лучшему току молока в розовый зев сына. — Они ведут себя так, будто сроду не видели новорожденных.

— Просто он им нравится, — сказал Иосиф. — Крепенький чудный малыш, с чудным личиком.

— Как бы не сглазили! — всполошилась Мария.

— Нет, люди с добром идут…

Иосиф не договорил, наступив на дары, оставленные королями. Он подобрал их с пола.

— Золотая цепочка, — произнес удивленно.

Понюхал пузырек.

— Ладан. Да какой духовитый!

Открыл коробочку, погрузил в нее мизинец.

— Миро. Откуда все это у нищих?

— Наверное, краденое, — высказала предположение Мария.

— Ты права, — согласился плотник. — Нечисто, видать, сработали и боятся, что их схватят с поличным. Вот и подбросили нам.

— Надо скорее избавиться от этих данайских даров. — Мария сильно встревожена.

— Пусть соседи хорошенько уснут и перестанут бегать на двор. Я закопаю их под старой смоковницей, — пообещал Иосиф.

Мария вновь склонилась над сыном, а Иосиф вернулся к прерванной работе.

— Знаешь что, Иосиф, — через мгновение сказала Мария. — Выбрось это сейчас.

Иосиф завернул дары волхвов в тряпицу и вышел из дома…

90. Алазар подъезжает к своей хижине. Пчелы оставляют его и тощим, но бодро жужжащим роем отправляются на пасеку.

Алазар добро смотрит им вслед.

Возле дома ушастый ослик, перестав щипать траву, кивает большой головой вернувшемуся хозяину.

Алазар сходит на землю и направляется к дому. Буян и ослик сближаются и дружелюбно трутся друг о друга мордами.

91. Косой луч солнца прорезает внутренность хижины и освещает сидящую на ложе мать с младенцем у груди. Кто видел мадонн итальянского чинквеченто, тот легко представит себе, как выглядела Кана со своим первенцем.

Она не двинулась навстречу мужу, то ли не веря в правду его возвращения, то ли боясь потревожить младенца, но свинцовая мука ожидания в ее глазах отступила перед бирюзовым светом радости.

И было что-то такое вечное, святое в образе матери и младенца, что Алазару на миг представилось, будто он не оставил паломников, а вместе с ними достиг вифлеемского вертепа. Он опустился на колени перед совершенным образом жизни вечной.

Было долгое молчание, лишь дышали осторожно верблюд и ослик, зашедшие следом за Алазаром в хижину. Затем Кана спросила:

— Ты нашел пчел?

— Да. Но ты была права, я шел не за этим.

В глазах женщины немой вопрос.

— Я не умею объяснить тебе… Сказать: я помог людям?.. Да, но этого мало. «Ты спас легенду», — кто-то шепчет мне на ухо.

— Я не понимаю, — тихо шепчет женщина.

— Я тоже, — признался Алазар. — Ты помнишь, я увидел на дне сосуда — Мать, Дитя… кажется, еще были вол и козы… Те, кому я помог, шли туда.