Пришел черед великому князю прятать глаза. Помолчав, он тихо произнес, как бы обращаясь к самому себе:
— Язва ты, боярин. Как я терплю твою наглость — понять не могу! Ладно. — Он поднял глаза. — Верно ты меня понимаешь. А раз понимаешь — то не береди душу. Пусть Бог все рассудит. Я же ничего теперь менять не буду, да и не хочу менять. Борис! Это тебе ясно?
Борис Юрятич вылез из-за стола, встал и поклонился великому князю.
— Ясно, государь. Прости, если сказал что не так.
— Садись. Обедать будем.
Обед прошел уже совсем спокойно — словно и не было ничего такого, что могло его омрачить. Георгий Всеволодович опять стал самим собой, много шутил, поддевал боярина своего, сомневаясь в его умении владеть оружием. Борис Юрятич не носил меча, как все, к его поясу была пристегнута кривая персидская сабля, которой он отдавал предпочтение. Он и вправду неплохо ею владел, и Георгий любил подразнить боярина, чтобы вынудить его показать свое искусство. Однако сейчас это не удалось — Борис только отшучивался. Затем великому князю захотелось послушать песельников. Большой охотник до такого рода увеселений, он всегда держал при себе целую кучу разных забавников, умеющих и песню спеть, и сказку рассказать, и сплясать, и медведя на пчельнике представить. На эту войну Георгий Всеволодович взял, чтобы битва проходила весело, сорок трубачей и сорок бубенщиков. Они должны были своим гудением и звоном подбадривать войско, когда оно пойдет на врага. Борис Юрятич ушел звать певцов в шатер — хотел отобрать тех, которые ему нравились, чтобы и самому послушать с приятностью.
Пока песельники входили в шатер и выстраивались, напустили снаружи холода. На улице уже временами принимался сыпать снежок. Настроение у великого князя упало, да так, что всех песельников выгнал и объявил, что ляжет спать. Удалился к себе в полстницу, лег, накрывшись с головой, и не слышно его было до самого вечера. Пока не разбудил его князь Ярослав Всеволодович, прибывший из своего стана с известиями.
Борис Юрятич, недолюбливавший Ярослава, хотел было не принимать участия в разговоре братьев и потом все узнать от государя, но Георгий велел ему присутствовать.
Ярослав был в полном боевом снаряжении, надел даже свой драгоценный шлем с золотой чеканкой — изображением святого Феодора Стратилата, своего святого покровителя, ибо в крещении его звали также Феодором, — и выглядел очень внушительно. Войдя в шатер, первым делом снял шлем и бережно положил его на стол, будто опасаясь, что разобьется. Долго отряхивался, прежде чем присесть к столу. При свете светильников его лицо выглядело еще более жестким, чем обычно.
Георгий выжидающе смотрел на брата.
— Ко мне, великий князь, гонец приходил от Мстислава, — сообщил Ярослав.
Георгий переглянулся с Борисом Юрятичем. Это не осталось незамеченным. Ярослав оживился:
— К тебе тоже, сказывают, присылал Мстислав? Что велел передать?
— Мира хочет. Не хочет, говорит, зря крови проливать, — ответил великий князь.
— Ага! — Ярослав стукнул кулаком по столу. — И мне то же самое сказал. Сотника прислал своего.
— Лариона, что ли?
— Его. Седой такой, все пыжится. — Ярослав усмехнулся. — Загонял его нынче князь Мстислав совсем. А ты, брат, — вдруг настороженно спросил он, — что ответил ему?
— Ответил, что мира не будет.
— Вот и я то же самое велел передать! — удовлетворенно сказал Ярослав. — Он ведь что мне? Отдай, говорит, все волости, что занял, отпусти новгородцев, отдай Волок — и крест, говорит, будем целовать. Крест, видишь ли.
— Ну ты уж, брат Ярослав, верно, и ответ дал ему суровый! — На лице великого князя держалась неопределенная улыбка. Ярослав ее не замечал.
— А как же! Я ему как сказал? Мира не хочу. Издалека, сказал, пришли вы, а вышли, как рыбы, насухо. Это я ему слово в слово передать велел. — Ярослав, по-видимому, гордился своим ловким ответом. — Как рыбы, говорю, насухо вышли, пусть так и знает.
— Ну что же, брат. Правильно ответил. — Великий князь не выказывал никакого недовольства. — Пусть знает. А может — хитрит князь Мстислав? Убаюкать нас хочет, а сам подберется ночью потихоньку да и ударит?
— Нет, князь Мстислав такого не сделает, — отозвался Борис Юрятич, сидевший несколько поодаль от братьев. Ярослав сразу метнул на него гневный взгляд, но лаять на любимца великого князя все же поостерегся.
— И я так думаю, — сказал Георгий Всеволодович. — Он еще с нами долго договариваться будет. Давай-ка, брат Ярослав, перебирайся ко мне поближе. Ставь шатер рядом. Неплохо бы нам перед боем пир устроить. Устроим, а? Пусть песни играют, чтобы князю Мстиславу слышно было!
Читать дальше