Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой

Из Энциклопедического словаря. (Изд. Брокгауза и Ефрона. Т. XX, Спб., 1897)

стислав Мстиславич — князь новгородский и галицкий, по прозванию Удалой. В 1193 и 1203 гг. ходил на половцев, в 1206 г. за удачную защиту Торческа получил от дяди, Рюрика Смоленского, Торопецкий удел.

В 1209 г. вернул новгородцам Торжок и провозглашен был их князем, в 1212 и 1213 гг. ходил на чудь и брал дань с жителей. По словам ливонской хроники, он крестил несколько язычников.

В 1214 г. Мстислав с новгородцами и смоленскими князьями пошел на Всеволода Чермного, выгнал его из Киева, который отдал Ингварю Луцкому, и затем, недолго пробыв в Новгороде, удалился в южную Россию.

Когда новгородский князь Ярослав стал теснить своих подданных, Мстислав явился на помощь Новгороду и, в союзе с Константином Всеволодовичем, разбил на Липецком поле Ярослава и его союзника Юрия Владимирского (1216), посадил на владимирский стол своего союзника, вместо его брата Юрия, и снова вернулся в южную Россию.

Побывав еще раз в Новгороде для наказания нерадивых наместников и простившись окончательно с новгородцами, Мстислав прогнал венгров из Галицкой земли и сел в Галиче (1219), который в 1220 г. ему пришлось снова силою добыть от венгров и поляков. Есть известие, что Мстислав в 1221 г. принял титул галицкого царя и венчался венцом Коломана.

В 1223 г. участвовал в битве при Калке. Конец жизни провел в раздорах с Даниилом, галицкими боярами, поляками и венграми, умер схимником в Торческе в 1228 г.

икита огляделся. Ни спереди, ни сзади на дороге никого не было. Он решительно свернул с укатанной полозьями саней колеи и побежал к видневшейся неподалеку от дороги разворошенной скирде. К ней по снегу была протоптана узенькая тропка: видно, не все из тех, кто здесь проезжал, удерживались от соблазна прихватить с собой клок-другой чужого сена. Так — малую охапочку. И татьбой не назовешь, и на душе приятно, и в пути пригодится.

Для Никиты в этом была польза — его след на вороватой тропке заметен не будет, а значит, и не привлечет ненужного внимания. Сейчас, когда можно было уже видеть городскую стену, ворота, ведущие в Загородский конец, и даже угадывались кресты Великой Софии — золотые купола еще не были видны, — самое время ненадолго спрятаться за скирдой, успокоиться, еще раз обдумать, что делать дальше.

Добраться до Новгорода — это только полдела. Главное — пройти в город неузнанным да на улицах ухитриться не встретить никого из старых знакомых. А таких — считай, вся Софийская сторона. Первый же встречный глянет в лицо и остолбенеет: «Никита? Олексы Сбыславича сын? Дак ты помер же!» И снова — уноси ноги из родного города, иначе схватят. И хорошо если при свидетелях — тогда может дойти до нового посадника Твердислава, и тот заступится за сына старого друга своего, Олексы. Если захочет, конечно. А только люди Мирошкинича не дураки, все сделают по-тихому да и спустят в Волхов, в прорубь, где днем бабы белье полощут.

При виде знакомых новгородских стен Никита испытывал смешанные чувства — любви и бессильной, не находящей выхода ненависти. Так, наверное, чувствует ребенок, глядящий из укрытия на свою мать, увозимую половцами в безвозвратное степное рабство. Вот она, рядом совсем, любимая маменька, сидит, понурившись, на половецкой телеге, не догадывается, что сынок ее видит сейчас, не бросит даже прощального взгляда в его сторону. А поганые, уверенные в своей правоте и силе, весело переговариваются, будто не живого человека везут, а вещь, нужную в хозяйстве. И ничем тут помочь нельзя: тебе, разом повзрослевшему, уже начинает мешать страх бесполезной смерти. Смерти, которая не облегчит твои страдания, а лишь помешает в будущем отомстить за обиду. И именно теперь, ради этой мечты, так страстно хочется жить!