Анатолий Субботин - За землю Русскую

На следующее утро Александр проснулся поздно. В горнице светло. Кто-то осторожно, чтобы не скрипнула, открыл дверь. «Ратмир», — догадался Александр. Он закрыл глаза и притих. Неожиданно жесткая и тяжелая рука легла на его лоб…

— Батюшка!

Хотел вскочить, обрадованный, что видит отца, но Ярослав сказал:

— Лежи, будем говорить так. Вижу, чуждаешься меня, Олексанко, а не домыслю, в чем провинился перед тобой? Сказывай, как жил? Ростом высок, послушаю, научился чему.

Александр молча, словно не понимая слов, смотрел на отца.

— Почто молчишь? Аль недоволен, что сон нарушил? Ратмир сказывает, ты и на коне молодцом и копьем владеешь… Правда то?

— Правда, батюшка.

— Книжную премудрость разумеешь ли?

— Разумею, — бойко ответил Александр. И будто для того чтобы отец лучше понял его, добавил — Все, что уставом и полууставом писано, разбираю без указки.

— От чернеца Макария слышал, будто обучался ты успешно латыни; не перехвалил Макарий твое умельство?

— И по-книжному и по-письменному читаю, батюшка, и речью владею.

— Радует меня твой ответ, Олексанко. Велика польза книжной премудрости, — Ярослав сел рядом с сыном. — Прадед твой, великий князь киевский Владимир Мономах многие языки знал, умом и знаниями своими удивлял мудрецов византийских и латынян; мудр был и дед твой Всеволод. Я, сын мой, не достиг того, но глупцом и невеждой не жил. Хочу, Олексанко, чтобы в жизни и делах своих был ты достоин имени Мономаховича. Учись! Книжное учение возвышает всякого, кто владеет им. Скоро предстоит тебе самому ведать княжее дело в Новгороде. Мыслил об этом?

— Не мыслил, батюшка. Я… — Александр, как бы стыдясь того, что сказал, умолк и опустил глаза.

— Не скрываешься передо мной — хвалю за то, — усмехнулся Ярослав. — Не страшно ли тебе остаться князем на Новгороде?

— Быть ли мне князем, на то воля и твое слово, батюшка, — вспыхнув, голосом, вздрагивающим от волнения, произнес Александр. — Но я, — он упрямо сверкнул глазами, — чести своей не порушу, за обиду готов на брань. Где слово мое невнятно, готов я копьем и мечом доказать правду.

— Так ли? — В глазах Ярослава проиграли теплые зарницы. — Велишь верить себе?

— Да, батюшка, — Александр вскочил и стоял теперь перед отцом. — Не посрамлю ни себя, ни имени своего.

— Горяч ты, Олексанко, — рассмеялся Ярослав. — Боем грозишь за обиду, а князю то не пристало.

— Батюшка!

— Прежде чем звать на бой, князю силу свою надлежит знать. Его честь — честь отчизны. Перед нею, перед людьми — и старшими и меньшими — держать ему ответ. Отныне, пока я в Новгороде, будешь ты во всяком деле со мной, и в суде княжем, и в Грановитой. Так-то вот… А теперь погляжу, каков ты на коне… Пора нам.

Ярослав пробыл в Новгороде конец лета и зиму. Как обещал, он всюду брал с собой Александра. Тот ни во что не вмешивался, но наблюдал, как Ярослав держит себя на людях, что говорит, когда тих или когда гневается. Александру нравилось быть с отцом, сидеть с ним об руку; и кто мог предсказать, что в те дни юношу встревожит новое, не изведанное им прежде чувство.

В последний день масленицы Александр с другом Гаврилкой вышли за ограду двора, к княжей веже, где еще за неделю до праздника налили гору. Молодые дружинники и дворские девушки катались на ледянках.

— Княжич Сано! — окликнули сверху, когда Александр появился у вежи. — Скорей на гору! На ледянку с нами…

На вершине ледяной горы девушка в шубке из белых лис. Александр узнал ее: Любаша, дочь Якова Полочанина. Александр вбежал на вершину. Любаша уже на ледянке — широкой, гладкой доске с подмороженным низом. За Любашей — Анка, круглолицая, с высокой грудью и густым грудным голосом; за ними еще двое. Щеки Любаши розовеют от мороза, а глаза искрятся таким неудержимым весельем, что нельзя не улыбнуться, глядя на них. В своем белом одеянии Любаша напомнила Александру снегурочку, ту, что живет в сказках.

Александр втиснулся между Любашей и Анкой. Тесно, но ему так хорошо чувствовать их близость. Тяжелая льняная коса Любаши щекочет лицо.

— Держись за меня… Крепче! — приказала Любаша, когда Александр коснулся ее. С каждой секундой ледянка быстрее и быстрее скользит вниз. Ветер бросает в лицо колючие снежные иглы. Все летит мимо. Вихрь движения, близость Любаши опьянили Александра. Не сознавая того, что делает, он с такою силой сжал девушку, что она покачнулась. Ледянку в этот миг подкинуло на ухабе, занесло, и все, кто были в ней, живым клубком вывалились в сугроб. Это было еще неожиданнее, еще веселее. Александр не разжал рук, не слышал, как сзади вскрикнула Анка. Только горячие глаза Любаши видел он близко от себя. Девушка не пыталась освободиться. Губы его сами собою коснулись ее щеки…