Анатолий Субботин - Лабиринт. Поэма в прозе

1

Начну я традиционно, любезные судари, начну со вступления. Традиционно, да не очень, поскольку, куда я, собственно, вступаю, мне неведомо. То есть совершенно не знаю, о чём писать. Думаете, лукавлю? Ничуть не бывало. Я и всегда трудно начинал, но всё же, знаете, мелькнёт какой-нибудь герой, какая-нибудь картинка – ну и примешься. А тут пустыня, где даже песка нет, полный, так сказать, вакуум.

Ну и не пиши! – воскликните. И припомните народную мудрость, в коей молчание сравнивается с популярным драгоценным металлом. Но, во-первых, я этот металл в глаза не видел, а привык всё больше в кармане медью бренчать, так что молчание нам не по карману. А во-вторых, известен ли вам известный писательский комплекс, страх, что ты ещё недовыразил себя, не сочинил свою главную вещь – свою «Одиссею», своих «Мертвых душ», на худой конец, свою «Старуху»?.. Или проще, может, всё? И творчество сродни алкоголизму? Не попьёшь недельку-другую и начинаешь чувствовать, что теряешь квалификацию, не в своей как бы рюмке ощущаешь себя; ну и пускаешься во все тяжкие, опускаясь до некачественного продукта.

Как бы то ни было, господа, вы присутствуете при небывалом эксперименте: иду туда – не знаю, куда, принесу то – не знаю, что. Правда, советский граф Алексей Толстый говорил, что он тоже эдак экспериментировал. Сажусь, мол, за чистый лист с чистой (читай: пустой) головой. Но ему верить нельзя – оборотень! Вы только вслушайтесь в словосочетание «советский граф». Оксюморон, живой труп какой-то. И немудрено, ведь, как говорится, с кем поведешься… Кстати, вы знаете, почему Сталин Ленина не закопал? Охотно поделюсь.

То, что Сталин был учеником Ильича, общеизвестно. Но вот каким учеником в смысле усвояемости материала – уже вопрос. Нет, он, конечно, старался и во многом преуспел, например, по части интриги. Но то ли гены сказались (сравните: один – сын пьяницы сапожника, другой же, напротив, – отпрыск смотрителя гимназий и студент Казанского университета), то ли Ленин сам не хотел делиться всеми премудростями (оно и понятно: зачем конкурентов себе плодить, рубить, что называется, сук под собой), – только Коба не усвоил главного – как управлять государством. И завалив учителя, остался как без рук, точнее, без головы. Вот почему единственно успокоившийся вождь не исчез с поверхности земли, а поселился на лобном месте, в специально построенном для него домике. Уж не хотите ли Вы сказать?!. – воскликните. Да-да, хочу и говорю: Сталин бы и пятилетки (используя его делёж времени) у руля не продержался, если бы не бегал еженощно за консультациями к пану Голове. К мертвому? К мертвому. За консультациями? За ними. А вы что думаете, с покойников и взять нечего, и они дали обет молчания? Живому человеку они, в самом деле, вряд ли что скажут, а вот своему брату жмурику очень многое могут порассказать. И не смотрите на меня с сомнением. Истинно вам говорю: не всё то, что ходит, живо, и не всё то, что лежит, мертво. Продолжаете не доверять? Тогда сошлюсь на факты и авторитеты. Один авторитетный поэт писал: «Ленин и теперь живее всех живых»! Даже если сделать поправку на поэтическое преувеличение, нет, как говорится, дыма без огня. Ведь общеизвестно, что сей сын Парнаса знался с казенными людьми. Ну и, видимо, дошла до него как-то таинственная информация. А поскольку поэты – народ несдержанный, в пылу поэмы проболтался он, за что, собственно, и поплатился: стал раньше времени памятником. С другой стороны, в 1928 году товарища Сталина обследовало некое медицинское светило. И поставило диагноз. Но обнародовать его не успело: скоропостижно закатилось светило. Нетрудно догадаться, насколько серьёзным был диагноз… Слышали поговорку: каков поп, таков и приход? Иными словами, всякий правитель лепит своих подданных по своему образу и подобию. А какое общество, спрашивается, лепил Сталин?.. Впрочем, всё это скучные рассуждения. Давайте лучше я вам нарисую, как два трупа общались – лежачий и ходячий.

Два часа ночи. В зале мавзолея довольно сумрачно, особенно по углам, где стоит караул. Только в центре, над стеклянным гробом горит лампочка Ильича. Входит Главный Кормчий: френч, галифе, сапоги, усы – всё при нём. Товарищи часовые, говорит он, товарищ Ленин благодарит вас за хорошую службу. Вы стояли на часах тихо и спокойно, как мертвые. Надеюсь, так же отлично вы постоите и на вечности, ибо вам оказано высокое доверие, и с этого момента вы переходите в царство… э-э, нет… в епархию… нет… в общем, в личное распоряжение нашего дорогого учителя. Поблагодарите его и ступайте. И четверо караульных покидают свои углы, штыки у них за плечами, торжественно-испуганные лица, и, чеканя шаг, подходят к гробу. И отдав гробу честь, колоннообразно выходят вон, где их ждёт машина, которая увозит их туда, откуда ещё никто не возвращался. Ибо ни один живой не должен знать о встречах на высоком мертвом уровне.