Анатолий Субботин - Лабиринт. Поэма в прозе

Первым делом они замесили глину и из валявшихся повсюду камней построили загон для скота. Потом они вырыли прямоугольную яму метра полтора глубиной, обложили её дно и стороны плоскими камнями, и направили туда воду источника. Получилось что-то вроде бассейна. Достигая определенного уровня, H 2O убегала по канавке из зала прочь – куда-то под стену. Затем они возделали небольшое поле, засеяв его каким-то зерном: не то пшеницей, не то гречей. Потом… Нет, увольте! Я не бытописатель, и лавры Даниэля Дефо, растянувшего обустройство жизни героя на целый роман, меня не прельщают. Поэтому перейду сразу к финалу. Прошло каких-нибудь 60 лет. В один прекрасный день двери Лабиринта распахнулись, и наружу хлынула масса людей и скота. Люди и животные настолько расплодились за это время, что заполнили весь дворец, и, как вода находит себе путь, невольно нашли выход. Так, массой (именно количеством, а не умением) был побеждён ужасный Лабиринт. Однако это ничуть не огорчило царя Минуса, ибо к данному моменту он давно уже умер.

Он погнался за сбежавшим от него мастером Де́далом. Как всякий художник (в широком смысле слова), Дедал жаждал свободы и терпеть не мог работать на кого-либо, сидя на одном месте. Чтобы сбежать, он соорудил крылья и стал первым человеком-летуном, перепрыгнув по воздуху с острова Крит на остров Сицилия. Узнав его местоположение, Минус подплыл к Сицилии на эскадре кораблей с войском. У тамошнего правителя Ко́кала выдать беглеца потребовал критянин. Потребовал через переговорщика в устном виде, а ответ получил в письменном. Развернув свиток, он прочёл: «Мы, повелитель всея Сицилии Кокал I, рады приветствовать брата нашего, великого царя Крита, чья слава облетела всё Средиземноморье, и который наконец-то удостоил нас своим посещением. Разумеется, мы передадим ему мастера, несмотря на его мастерство, Дедала, ибо не намерены ссориться с братом нашим, а напротив, заинтересованы в сближении и дальнейшем укреплении дружественных отношений… Но неужели царь Минус пренебрегнет нашим гостеприимством, не отдохнёт с дороги, не омоет своё тело в термах, не попирует с нами за одним столом?! О, от одной лишь мысли, что такое возможно, нам делается не по себе. И дочери наши, жаждущие лицезреть великого царя, нам этого не простят». Согласитесь, затруднительно отреагировать на такой призыв в минусовом смысле. Тем более что нога хотела ступить на твёрдую землю, и тело в целом омовения хотело, поскольку на тогдашних кораблях, как известно, даже гальюн отсутствовал, не говоря уже о ванной, и приходилось облегчаться за борт, рискуя свалиться туда вслед за своим содержимым. И Минус принял приглашение Кокала. Во главе свиты сошёл он на берег, где был встречен музыкой. Три дочки сицилийского правителя (кто их знает, как их звали) многообещающе улыбались ему. Цари обнялись. По рюмочке, простите, по чаше вина? – предложил хозяин гостю. Нет, я не могу в таком виде, сказал тот, сначала я должен принять ванну. О, конечно, конечно, прошу, термы уже под градусом. И Минус вошёл в отдельный, так сказать, кабинет. А если сменить ресторанную ассоциацию на театральную, получится: в царскую ложу вошёл он. И скинув пурпурную хламиду, в маленькой комнате погрузился в маленькую купальню. Хорошо! А вот и рабыни, числом три, которые потрут ему спину и умастят всё тело. Ба-а! Да это сами царевны пожаловали! И в каком виде! При полном при параде, то есть абсолютно нагие. Удостаивался ли, спрашиваем, кто из власть предержащих этакой чести? Нет, смело отвечаем, никто. Только он, осклабившийся им навстречу. Вот встали они пред ним шеренгообразно – с той стороны, куда вытянуты его ноги, чтобы ему удобнее было рассматривать их. Встали они, одна другой краше, немного смущаясь: всё-таки не раб, а царь лицезрел их наготу. Как водица? – кротко улыбнувшись, спросила одна сестрица. Не прохладна ли? Может, добавить горяченькой? Нет, в самый раз, машинально ответил он, так как может ли мужчина, пусть пожилой, в такую минуту думать о воде? Тройная красота ударила ему в голову. Он не удержался и тоже встал. Вода достигала его пояса; лицо его находилось на уровне колен обольстительниц. Минус погладил первую попавшуюся лодыжку и сказал её обладательнице: Потри мне спинку. Сейчас, мой повелитель, отозвалась та, а сама сделала шаг назад. То же сделали её сёстры. Точнее, они расступились, поскольку прямо за ними стояла печь с раскалённой плитой, на которой пускал пары котёл внушительный. Ах, шалуньи! – подумал Минус. – Они играют со мной… Но что они делают? А они, взяв котёл за ручки, опрокидывают его содержимое ему на голову… О, майн Готт! Как ужасна порой бывает смерть! Невольно вспоминаются строки поэта: «Лёгкой жизни я просил у бога, лёгкой смерти надо бы просить»! И от многого, от очень многого откажешься в этом мире, лишь бы не испытывать страшных мук при переходе в тот. Лучше всего умереть во сне, этак уснул и не проснулся. А если уж боль неизбежна, то пусть она будет кратковременной: раз, где-то что-то кольнуло, порвалось – и ты уже в дамках, в смысле в глубочайшем (не вынырнуть) обмороке. Минус возжелал девицу (или девиц), а к нему пришла та, кого французские трубадуры называли La belle dame sans merci, что переводится как Прекрасная беспощадная дама. Она хлынула на него в виде кипятка, и прошло несколько часов, прежде чем он кончил и кончился. Вот и он, обманщик и злодей, сам обманулся: не разглядел в трёх юных созданиях настоящих фурий и садисток, от которых, по нашему мнению, родилась-началась знаменитая сицилийская мафия. Впрочем, не садистские наклонности подтолкнули красавиц к преступлению (они проявились попутно), подтолкнуло страстное желание оставить у себя Дедала. И дочки уговорили папу рискнуть, хотя на карту ставилось их царство, свобода и, возможно, сама жизнь. Но и от мастера они ожидали ни много ни мало, как чуда. А что ещё можно ожидать от того, кто прилетел к вам по небу?! Чудо представлялось сёстрам смутно: то ли в виде небывалого дворца, то ли в виде сверхъестественного изобретения, вроде крыльев. Да и научиться летать им зело хотелось. Но, как говорится, рождённый ползать… Ни царевны, ни другие желающие, сколько ни махали, не смогли оторваться от грешной земли. Дедал тоже больше не взлетал: кажется, у него пропал к этому вкус, а может быть, и умение, поскольку прибыл он на Сицилию каким-то надломленным. В чём причина надлома? Не в том ли, что с Крита они вылетели вдвоём с сыном, а сюда приземлился он один?.. Но доскажем прежде о Минусе, точней, о его войске. Оставшись без головы, критский змей кинулся на всех парусах назад в своё логово, чтобы отрастить там новый череп. По пути он потерял ещё некоторые свои части, так как родственники и приближённые вскипевшего царя, сопровождавшие его в походе, тоже вскипели – гневом друг на друга, выясняя между собой, кто из них будет лучше смотреться на троне. Войско разделилось, и произошёл гражданский морской бой, так что до дома добрались немногие. Там они неприятно удивились, увидев, что свято место уже не пустует: Критом уже руководит Тезей. Ариадна предложила ему сначала себя, а потом и весь остров. Но как, спрашивается, она узнала, что отец её т о г о? Сдаётся нам: кто-то из богов проболтался. Не будем показывать пальцем, но это Посейдон. Кстати, в гибели Минуса также чувствуются его происки: сёстры извели критянина с помощью воды, а кто водной стихией правит? То-то.