Антон Хижняк - Даниил Галицкий

Сколько раз наведывалась Роксана в клеть, где жил Ростислав, и не заставала его. Она не могла усидеть на месте, побывала в боярских домах, в церквах, возилась с малыми детьми. Больше всего страдали дети. Они плакали в холодных помещениях, просили матерей согреть их. Матери выискивали все теплое, что только можно было достать, укрывали их, грели своим дыханием.

Побывала Роксана и у Петра, Людомирова сына. Он был в сотне, защищавшей Галицкие ворота, и очень обрадовался, увидев Роксану.

Поздно вернулась она в клеть. Ростислав был уже тут.

— Спит, — прошептал ей дружинник. — Как только пришел, упал на скамью и уснул. Намаялся.

Роксана осторожно подошла к сыну, села рядом, поправила подушку. От прикосновения материнских рук Ростислав не проснулся, а только что-то пробормотал и улыбнулся, На столе горели светильники, и тени от них колебались в темных углах. Роксана сняла большой шерстяной платок и укрыла им сына. Он спал беспокойно, что-то выкрикивал, махал руками. «Стоять, не пускать!» — слышала Роксана. Так вот сидела она над сыном, когда он был маленьким. Так и задремала над ним, прислонившись к стене.

…Дмитрий уснул поздно ночью. Стража ходила возле дома, в котором спал тысяцкий. Дружинники перекликались со сторожевыми дозорами на стенах. Тихо было в татарском таборе. Отдыхали и защитники Киева.

Дмитрий проснулся от холода. Хотя он и был укрыт тулупами, все же ноги продрогли в нетопленной светлице.

Дмитрий полежал еще немного, но больше уснуть не мог. Умылся холодной водой и пошел к стенам.

Занималась заря; в татарском таборе еще спали, но кое-где уже разжигали новые костры.

Ростислав окликнул Дмитрия:

— Воевода! Татарина поймали.

Дмитрий сошел на землю и велел привести пленного. Татарин ежился от холода, дул на пальцы, узкими глазами испуганно следил за движениями Дмитрия.

— Ну, как с ним говорить? — обратился Дмитрий к Ростиславу. — Ну, что ты скажешь? — сурово спросил Дмитрий у пленного.

Тот вытаращил глаза и пробормотал:

— Товрул!

Дмитрий и Ростислав пожали плечами. Дмитрий хотел сказать, чтобы пленного увели прочь, но в клеть вошел вновь назначенный сотский.

— Пришел бродник, он видел, как тоурмена сюда повели. Спрашивает, не нужен ли толмач, он знает малость по-татарски.

— Давай его! — обрадовался Дмитрий.

Бродник смело вошел, оглянулся. Увидев пленного, он подошел к нему поближе и заговорил на татарском языке. Тот стал веселее, начал отвечать, все время кланяясь броднику.

— Молвит он, что зовут его Товрул, он сотник из Бурундаева тумена, — передал Дмитрию толмач слова татарина.

Дмитрий велел расспросить, сколько у них войска и кто у Батыя воеводы. Татарин отвечал быстро, посматривая то на Дмитрия, то на бродника:

— Урдюй, Байдар, Бирюй, Кадан, Бечак, Меньгу…

— Это он про ханов молвит, воевод Батыевых, — переводил бродник.

— Спроси, воинов сколько, — повелел Дмитрий.

Бродник передал татарину, и тот, прищурив глаза, посчитал на пальцах и ответил.

— Молвит, что не знает, а только думает, что туменов тридцать будет. А это тридцать раз по десять тысяч.

Дмитрий посмотрел на Ростислава, покачал головой — во сколько же раз это больше, чем киевлян? — и махнул рукой. Пленного увели.

Татары кончали сооружать деревянную стену, засыпая киевлян стрелами. Вдруг все затихло.

Субудай поспешил к Батыю сообщить, что тараны построены. Их поставили против Лядских, Золотых и Галицких ворот. Батый велел послать гонца к киевлянам.

— Пусть откроют ворота — всех выпустим, не тронем.

Субудай позвал темника Урдюя:

— Бери толмача, иди к стенам. Скажи — пусть выходят, Батый всем дарит жизнь.

Урдюй, мысленно проклиная Субудая, вышел. Он боялся, что его убьют.

Дмитрий был в Десятинной церкви, успокаивал женщин. Там его и разыскал дружинник:

— Иди, зовут тебя, воевода татарский пришел.

Поднявшись на стену, Дмитрий увидел Урдюя. Татарский воевода сидел на коне, а рядом с ним стоял толмач. Их было только двое.

— Спроси, что ему нужно, — кивнул Дмитрий броднику.

Тот спросил по-татарски. Урдюй, забыв о своем толмаче, поспешно выпалил то, что велел ему Субудай.

— Скажи — пускай идут отсюда прочь. Скажи — мы не забыли про Калку. Скажи — русские не сдаются… Ворота не откроем.

Бродник быстро передал ответ Дмитрия. Урдюй повернул коня и поскакал к Батыю.

Батый и сам не верил в то, что киевляне откроют ворота, но все же думал: может, удастся запугать их. Его пугал бой — много татар погибнет, а он потерял уже немало воинов. Эти русские такие упрямые!