Всеволод Соловьев: Гений

И опять смѣхъ, опять шиканія.

Онъ хотѣлъ крикнутъ что-то, но круто повернулся, и скрылся въ боковой двери. Мимо меня, по направленію къ той-же двери, мелькнула Софи. Я не могъ разглядѣть лица ея, я только видѣлъ, какъ, уже отворивъ дверь, она пошатнулась…

Вся зала поднялась. Вокругъ меня шутили, издѣвались надъ бездарнымъ, нелѣпымъ актеромъ. Въ сущности всѣ была довольны — вечеръ оказался неожиданно веселымъ.

Съ тяжелымъ чувствомъ я пошелъ домой. Что-то тамъ теперь, что будетъ? Чѣмъ кончится этотъ день для несчастной женщины?.. Подходя къ дому, я увидѣлъ, что въ окнахъ Лидиныхъ-Славскихъ темно. Они, вѣрно, еще не возвращались… А между тѣмъ, вѣдь, я замѣшкался въ курзалѣ. Гдѣ же они?

Войдя къ себѣ, я подумалъ, не лучше ли раздѣться и постараться заснуть. Вѣдь, уже поздно… да и, наконецъ, причемъ же тутъ я? Но эта мысль исчезла сама собою. Я сидѣлъ не раздѣваясь, и ждалъ. Все тихо. Такъ прошло, я думаю, полчаса, если не больше. Но вотъ въ корридорѣ шумъ… ближе… у моей двери тяжелые шаги. Слышу хриплый голосъ актера:

— Ну чего ты… да отворяй же скорѣй!..

Но ключъ, очевидно, долго не попадалъ въ замочную скважину. Наконецъ, я услышалъ, какъ отперлась дверь и снова захлопнулась. Нѣсколько минутъ все было тихо. Они, должно быть, ушли въ спальню. Нѣтъ, опять слышенъ въ сосѣдней комнатѣ, сквозь тонкую деревянную стѣну, его раздраженный голосъ. Я невольнымъ движеніемъ подошелъ къ стѣнѣ, и слушалъ.

Брань… да, онъ бранится!.. И вдругъ такія отчаянныя истерическія женскія рыданія, какихъ нельзя равнодушно вынести даже человѣку здоровому, съ крѣпкими нервами, а не то что больному. У меня сжалось сердце, и я продолжалъ слушать. Рыданія оборвутся, притихнуть, и снова вырываются еще ужаснѣе. А онъ кричитъ, бранится…

Я не выдержалъ. Вѣдь можетъ быть, онъ бьетъ ее. вѣдь, можетъ быть, тамъ происходитъ Богъ знаетъ что! Будь что будетъ, — если дверь не на запорѣ, я войду!

Но разсуждая больше, я кинулся въ коррйдоръ и схватился за ручку ихъ двери. Она подалась. Я у нихъ. Комната освѣщается всего одной свѣчкой. Софи передъ диваномъ, на полу, вся растерзанная, судорожно бьется. А онъ стоитъ у окна въ угрожающей позѣ. Достаточно было взглянуть на нее, на ея растрепанные, распустившіеся волосы, на безпорядокъ ея одежды, чтобы понять, что если онъ и по прямо билъ ее, то по крайней мѣрѣ толкалъ… я не знаю что!.. Достаточно было взглянуть на него, чтобы увидѣть, что онъ совсѣмъ пьянъ. Конечно, онъ не вынесъ своего фіаско и тамъ же, въ курзалѣ, напился.

Въ то время какъ я входилъ, онъ отвернулся и сразу меня не замѣтилъ. Но она меня увидѣла. Ея рыданія оборвались, стихли. Она поднялась. Мое появленіе, очевидно, сразу поразило ее и въ то-же время остановило ея истерическій припадокъ. Она быстро подошла ко мнѣ; ужасъ, отчаяніе были на ея облитомъ слезами лицѣ. Зубы ея стучали, она едва могла выговорить:

— Это вы… ради Бога, какъ-нибудь… помогите мнѣ, я не знаю что дѣлать!.. Онъ внѣ себя… онъ хотѣлъ зарѣзаться… схватилъ бритвы, я вырвала, за окно бросила… Онъ, Богъ знаетъ что, можетъ сдѣлать… помогите…

Она не успѣла еще договорить, какъ и онъ былъ передо мною. Онъ едва держался на ногахъ.

— Вы… вы… чего? что-о вамъ надо? — заплетавшимся языкомъ проговорилъ онъ, наступая на меня. — Смѣяться… а? смѣяться… надъ истиннымъ артистомъ?..

Я постарался вызвать въ себѣ хладнокровіе и крѣпко взялъ его за руку.

— Успокойтесь, — сказалъ я, пристально смотря ему въ глаза: — успокоитесь же… произошло недоразумѣніе… вы и публика не поняли другъ друга.

Софи глядѣла на меня такимъ отчаяннымъ, умоляющимъ взглядомъ. Я крѣпче сжалъ его руку, и рѣшительно продолжалъ:

— Вы прекрасно исполнили всѣ роли, я пришелъ васъ поздравить, поблагодарить васъ.

Онъ пошатнулся и вдругъ я почувствовалъ, что онъ меня душитъ въ своихъ пьяныхъ объятіяхъ.

— Дрругъ!.. — вопилъ онъ:- хоть одинъ человѣкъ нашелся… пон-нимаетъ!.. вы пон-нимаете… вы рразвитой чел-вѣкъ… а вѣдь, это — стадо свиней… стадо… и вотъ… бисеръ… бисеръ передъ свиньями…

Я кой-какъ высвободился изъ его объятій.

— Заставьте его лечь, уведите въ спальню… — шептала Софи.

Я схватилъ его за талію и повелъ. Онъ не сопротивлялся.

Припадокъ пьянаго бѣшенства смѣнялся безсиліемъ, сонливостью.

Черезъ двѣ, три минуты мнѣ удалось уложить его. Онъ несвязно бормоталъ, повторяя все одно и то-же:

— Бисеръ передъ свиньями… каково это ар… артисту!.. Ужасная судьба… судьба ге… генія!..