Александр Антонов - Государыня

лена Иоанновна — старшая дочь великого князя московского Иоанна III и Софии Палеолог, жена великого князя литовско–русского и короля польского Александра Казимировича. Родилась в 1474 г., умерла в 1513 г. В 1495 г., после долгих переговоров, был заключён брачный договор, главным условие которого было обеспечение для Елены свободы православного вероисповедания. Брак совершён в Вильне по православному и католическому обряду. Елена, благодаря своему уму и такту, пользовалась известною самостоятельностью и уважением. Она владела многочисленными населёнными имениями, имела свой двор, вела обширное хозяйство, располагала большими средствами, оказывала деятельную поддержку православным, щедро жертвовала на православные церкви и монастыри. Но когда, под давлением католического духовенства, в Литве началось гонение на православие, Елена стала терпеть притеснения; её принуждали к переходу в католичество. Особенно домогался этого папа Александр VI, требовавший от Александра, чтобы он в случае отказа отвергнул жену. Политика литовского правительства вызвала вмешательство Иоанна III и привела к войне 1500–1503 гг. Военные неудачи и ослабление давления со стороны Рима (папа Юлий II разрешил Александру жить с иноверною женою) облегчили положение Елены. В 1505 г. умер Иоанн III, а в 1506 г. — великий князь Александр. Положение вдовствующей великой княгини и королевы было трудно: ей чинили обиды литовские паны и католическое духовенство. В 1513 г. Елена Иоанновна умерла от отравы, как говорят русские источники и ещё определённее Я. Комаровский в «Записках ордена Миноритов». Сохранились письма Елены Иоанновны к отцу, матери, брату и к деверю, кардиналу Фридриху.

Кремле, на всех соборах и церквях, на монастырских звонницах, — всюду неумолчно били колокола. И за стенами Кремля, на все четыре стороны первопрестольной Москвы, по ближним и дальним монастырям били колокола. Их звон — набатный, тревожный, суровый — леденил кровь, бросал в дрожь и наполнял сердца горожан ужасом. Над Кремлём, над городом чёрной тучей с несмолкаемым граем кружило вороньё. И над всем стольным градом гуляли рубиновые сполохи. Они то волнами перекатывались от Москвы–реки к Заяузью, то валом накатывались в сторону Неглинки, а потом вдруг вкупе вздымались в небеса. В этот миг у самых отважных замирали от страха сердца, и им казалось, что огненная стихия вот–вот поднимет весь город и унесёт его в звёздное пространство, откуда нет возврата.

Москва горела в пятый раз на памяти одного поколения россиян за неполные двадцать пять лет. Стольный град вновь был охвачен небывалым пожарищем, с которым у москвитян не было силы справиться. Бронная улица, Котельничья, Пушечная слободы, Кузнецкий Мост — всё полыхало, над всей этой протяжённостью домов, палат, строений, заборов гудело пламя, сквозь гул пробивались людские крики отчаяния, дикое ржание лошадей, мычание коров — там всюду царила паника. В небо поднимались головни, горящие доски летели над пламенем, словно огненные птицы, рьяно падали туда, где очагов пожаров ещё не было, где они вскоре же появлялись.

— Эко адово гульбище демонской власти торжествует! — воскликнул долго молчавший дьяк Фёдор Курицын, который стоял на колокольне Успенского собора рядом с государем всея Руси великим князем Иваном III Васильевичем.

— Истинно адово гульбище, и управы не найдёшь, — отозвался государь. — Да ведь надо искать, надо. Говори, Федяша, сто делать?

— Молвлю, государь, да не ведаю, прав ли буду. Ты грозен в ратном поле, а тут одно нам с тобой осталось: молить Всевышнего, дабы разверзлись небеса ливнем спасительным.

— Во грехах пребываем великих, вот и прогневался Создатель на детей своих. И крестного хода Господь не замечает. Аль без веры уповает на Всевышнего отец Зосима?

Иван Васильевич прижимал к груди внука, девятилетнего отрока Дмитрия, осиротевшего отцом три года назад. Его мать, Елена Волошанка, княгиня молдавская, дочь господаря Стефана Великого, ещё в расцвете лет и южной красоты, стояла рядом с великим князем и держала сына за руку. Княгиня была испугана, в больших тёмно–серых глазах застыли слёзы. Елена гладила сына по руке и изредка шептала ему на ухо: