Александр Антонов: Государыня

— Ладно, Федяша, не переживай. Твоей вины в том нет, ибо ей не впервой бегать. Ты мне лишь одно скажи: куда она нос навострила? Уж не в Литву ли?

— Поди, не в Литву. Но с рассветом и доложу, государь–батюшка. Мой человек следом идёт.

— Надеюсь, внук Дмитрий и его матушка в Кремле остались?

— Уморились они и спят в своих покоях, — ответил дьяк.

— Вот и славно. Ну, а нам пора на колокольню.

На площади меж соборами плавал чад пожарища, ещё не до конца прибитый дождём. Он продолжал лить. И молнии сверкали, и гром громыхал. И били колокола, но звон их стал иным — торжествующим. «Слава Всевышнему!», «Слава Спасителю!» — вызванивали они. Или это так показалось государю, однако они бодрили дух. На колокольню следом за Иваном Васильевичем поднялись трое: князь Семён Ряполовский, боярин Пётр Челяднин и дьяк Фёдор Курицын. К парапету колокольни великий князь подошёл со вздохом облегчения: вся Москва была укрыта тёмным пологом. Лишь близ храма Трёх Святителей на Кулишках на какое‑то время взметнулся жиденький язык пламени, рассыпался на искры, да всё кануло во мрак. Государь перекрестился и начал читать молитву во спасение от пожара. Князь, боярин и дьяк вторили ему. Они простояли на колокольне долго. Уже подступало утро, когда государь подумал, что пора бы и отдохнуть. Но что‑то удерживало его на высоте. Хотелось увидеть Москву освещённой ранним солнцем, но не такой, какой она предстанет перед ним в язвах пожарища, а белокаменной, стремящейся вверх, подобной Риму, о котором ему рассказывала Софья в пору молодости. Как любил он слушать её рассказы впервые годы супружества! И спасибо ей за то, низкий поклон. Ведь это по её настоянию русские послы привезли из Рима, Венеции и Милана архитекторов и литейщиков Аристотеля Фиораванти, Пьетро Антонио Солари, Алоизо де Коркано, Ламберти, де Монтаньяно, Паоло Дебоссиса и многих других мастеров, среди них и умельцев каменного дела. Их усилиями Кремль стал таким, каким Иван Васильевич видел его каждый день и радовался тому.

Усталость взяла‑таки своё: великий князь шагнул на лестницу, дабы добраться до опочивальни. Шёл он по каменным ступеням медленно, осторожно, словно боялся оступиться. Да и оступился бы, ежели ведал бы, что ждало его у дверей колокольни. У подножия храма его поджидала новая беда, ударившая в самое сердце сильнее, чем весть о пожаре в Москве. Едва он сделал несколько шагов по площади, как перед ним в рассветной дымке с конём на поводу возник молодой князь Илья Ромодановский. Он рухнул перед Иваном Васильевичем на колени и голосом, полным отчаяния, сказал.

— Государь–батюшка, вели казнить за чёрную весть.

Не сберегли мы княжну Елену!

Облик стоявшего на коленях в воде молодого князя стал расплываться, Иван Васильевич схватился за сердце, зашатался. Боярин Челяднин и дьяк Курицын подхватили его под руки, удержали, чтобы не упал. Государь постоял с закрытыми глазами минуту–другую, глубоко дыша, и, когда боль ослабла, открыл глаза и спросил:

— Что с моей дочерью, несчастный? Что с Еленой? Куда она исчезла? Говори правду!

— Тапкана с нею пропала на ночной переправе через Москву–реку, — с трудом произнёс Илья роковые слова.

— А где вы все были? Где мать Софья была, мамка Анна Свиблова? Всех вас на дыбу пошлю! — уже не владея собой, кричал великий князь.

— Мы были рядом, государь–батюшка, но толпа рассекла нас.

— И вы её не ищете? Где воины, что при государыне? — Иван Васильевич тяжело дышал, говорил с хрипом. — Тати кромешные! Дочь потеряли!

— Государыня и воины в селе Воробьёво. А княжну ищут. Вот и я с поисков.

Илья смотрел на великого князя отрешённо, и вид его был ужасен. В белёсой дымке он походил на приведение. Бледное, искажённое горем лицо, глаза воспалённые, с прядей густых волос стекала вода. Он уже знал свою судьбу: не миновать ему плахи, если Елена не будет найдена. И великий князь подтвердил это:

— Всем вам быть на дыбах, всех казни предам, ежели сегодня не увижу свою дочь целую и невредимую, — чеканя слова, гневно заключил он.

У Ивана Васильевича были основания наказать виновных в исчезновении княжны Елены самым суровым образом. Он был не только любящим отцом, но ещё и дальновидным государем возрождающейся из пепла державы. Сегодня в Елене он видел драгоценное достояние, принадлежащее не только одному отцу, но и всем россиянам. Знал Иван Васильевич, что во все века со времён Олеговых русские великие князья искали родственных связей с иноземными государями — королями, императорами. Сколько их, дочерей–россиянок, ушло за рубеж державы, всюду доказывая величие своего народа. Образование, которое дал Елене отец, природный ум, дарования и красота, что всегда отличало великокняжеских дочерей, вселяли в Ивана Васильевича надежду на то, что Елена может стать достойной супругой любого государя Европы. А это значит, что родятся крепкие родственные связи, взаимная помощь в годины опасностей и невзгод. И всё это он, государь всея Руси, терял из‑за ротозейства и беспечности тех, кто служил великому князю, кто стоял при его детях, кому должно беречь животы его семейства.