Вадим Полуян - Юрий Звенигородский

— Еще одна неприятность, — жестко продолжил Лисица. — Вчера брат твой Андрей Дмитрич после длительной неведомой хвори ушел из жизни. Погребение завтра. Ждут Константина из Углича.

— И меня?

Ни одна мышца лица князя не дрогнула при вести о смерти брата: не было больше сил страдать.

— В Москве вслух сказано: и тебя, — сказал Елисей. — Но предупрежу: не езди! Есть люди в окружении отрока, Василья Васильича: ищут тебе какой-никакой, а гибели.

Князь близко наклонился к верному слуге:

— Знаешь, какие люди? Скажи, не скрытничай. Иван Всеволож?

Выведчик помотал головой:

— В моей душе от тебя ни один уголок не скрыт. Не ведаю точно, какие люди. Одно известно доподлинно: не Иван Всеволож! — И, глядя в удивленные княжьи очи, старик продолжил: — Государь с матерью надругались над спасителем своим, велемудрым боярином. Третьего дня свершилось обручение великого князя. Но не с дочерью Всеволожа, как было клятвенно обещано прежде, а с внучкой Донского героя Владимира Храброго Марией Ярославной.

— Дочкой умершего от язвы Ярослава Владимировича, круглой сиротой?

Елисей пояснил:

— Ее очень опекает бабка матери, вдова Федора Федорыча Кошкина-Голтяева, Марья. Голтяиха в большой дружбе с Софьей Витовтовной.

— А нарушение клятвы? — прищурился Юрий Дмитрич.

— Причина сказана, хотя весьма шаткая. Всеволожна, видишь ли, боярышня, а Марья — княжна. Иван Дмитрич, душу продавший за благополучие дочери, теперь рвет на себе власы.

— Кудерь у него густа, — молвил князь, вставая. — Впрочем, Бог Ивану судья. — И тяжело оперся о плечо верного слуги. — А с похоронами брата Андрея — твоя правда, Елисей: ехать не на собственную ли кончину? Вот как повязала меня кознями свояченица-литвинка! И Дмитров им отдай! Пожалуй, отсижусь я в Галиче.

— Стражу бери, как на рать, — посоветовал Елисей. — Я же буду стеречь дальнейшие московские замыслы, сообщать мигом…

Юрий Дмитрич в одном не послушался: выехал из Дмитрова с немногими, но надежными людьми. Путь держал не прямой, а извилистый, глухими просеками да тропами. Благо, лето началось: ни грязей, ни туманов. Но путь до Галича при такой езде увеличился втрое-вчетверо. Князь счел, что так верней: избежит засады или погони. И не ошибся: ни того ни другого не испытал.

В Дмитрове остался его наместник Ерофей Елин.

Галичский терем сызнова погрузил в тоску по Анастасии. Здесь все, как в Звенигороде, напоминало о ней. Однако сердечные сетования с бессонницей скоро были отодвинуты в сторону грозными, дурными событиями. Месяца не прошло, как явился в Галич тот же Ерофей Елин и сообщил, что был изгнан из Дмитрова по указу великого князя воеводой Товарковым. Город взят под руку Москвы. Такой оборот дела Юрий Дмитрич хотя и ожидал, но воспринял буйно: бегал из угла в угол, из покоя в покой, не находил места в тереме.

Ивашка Светёныш беспокоился:

— Ты чего, господине? Ты куда, господине?

Князь отмахивался:

— Сгинь!.. Я все борюсь и борюсь с драконом, клыкастым, хвостатым и одноглазым…

Остановила беспредельный неугомон важнейшая весть гонца, присланного Лисицей: боярин Иван Дмитриевич Всеволож отъехал от великого князя в Тверь, затем в Углич, оттуда взял путь на Галич. Не составило труда догадаться, какая именно причина тому, труднее было предвидеть последствия.

Юрий Дмитрич угомонился в своем деловом покое, дабы все спокойно обдумать, взвесить, принять решение: каково встретит Ивана, с чем тот едет, о чем будет разговор?

Потом по случаю субботнего дня князь попарился в бане, и тут вестоноша из предбанника объявил: московский гость за озером, в селе Пасынкове.

Юрий Дмитрич собрался вечерять, хотел, как заранее намечал, послать за Морозовым. И тут Ивашка Светёныш возвестил:

— Боярин в дорогом зипуне ждет в сенях.

Князь выступил в сени и увидел, как его враг, сильный не оружием, а словом и замыслом, рухнул перед ним на колени, громко молвил повинным голосом:

— Прости, государь Юрий Дмитрич! Не оттолкни, не прогони окаянного!

Они сидели один супротив другого, однако не супротивники, а союзники. Их разделял богатый яствами и питиями стол. Вечеря началась позднее обычного. Пришлось ждать, пока гость обиходит себя с пути. Кстати, баня была еще горяча и взятое у постельничего белье оказалось боярину впору, ибо с собой впопыхах он не взял ничего в запас. За Морозовым послано не было, беседа ожидалась из тех, кои не терпят никаких третьих лиц. Кубки сдвинулись, Всеволож произнес: