Фаина Гримберг - Хей, Осман!

Брачные торжества сопровождались многими пирами, угощениями для жителей Йенишехира, обычным весельем. Один из пиров устроен был Михалом, на этом пире Осман всячески показывал своё расположение к Михалу. Пиры продлились целую седмицу. Ничего занятного или достойного удивления не произошло в эту седмицу. После свадьбы шейх Эдебали оставался в Йенишехире. Осман собирал малый воинский совет, должны были собраться в одном из покоев дворца избранные полководцы. Осман не мог не пригласить и своего тестя. Впрочем, и прежде трудно было избежать присутствия Эдебали на подобных советах, хотя присутствие это и было докучно Осману. Шёл разговор о Византийской империи. Осман предоставил слово главное Куш Михалу; и тот в подробностях говорил об императоре Михаиле Палеологе, назвал его воином храбрым, но при этом заметил, что император — дурной полководец...

- Это для нас должно быть важно, - сказал Куш Михал.

Затем он рассказал о несчастном происшествии, случившемся в Константинополисе. А случилось вот что.

Младший сын императора, Андроник [286] ...Андроник... - Андроник II Палеолог, византийский император, правил с 1282 по 1328 г. , имел сильную наклонность к разгульной жизни и мотовству. Этот юноша наделал много долгов и отличался безмерным женолюбием. Однажды завёл он связь с продажной женщиной, каких в стольном городе византийцев немало водится; но эта была особенно известна красотой и бесстыдством. Юный отпрыск императора частенько хаживал к ней ночами. Но спустя какое-то время женщина стала избегать Андроника и откладывала свидания. Андроник принялся караулить, затаясь у дома прелестницы. Так он узнал, что она принимает нового возлюбленного. Раздосадованный Андроник решил расправиться с этим удачливым своим соперником. Ночью, когда незнакомец, кутаясь в плащ, приблизился пеший к жилищу развратницы, Андроник бросился из засады с обнажённым мечом. Однако удачливый любовник сдался не так легко. Начался настоящий поединок, и Андроник всё же одолел. Однако он не успел скрыться с этого проклятого места. Набежали стражники с фонарями, Андроника схватили и завели ему руки за спину. Тогда он громко назвал себя. Но тут осветили лицо убитого, откинув его плащ. И что же? Это оказался старший сын императора, наследник трона Мануил! Сгоряча император, узнав об этом ужасном деле, приказал заключить младшего сына в тюрьму. Сейчас Андроник уже освобождён, но к нему приставлены соглядатаи, отец не пускает его к себе на глаза. Потому в Константинополисе - уныние и разброд...

- И нужно нам действовать, как возможно быстрее! - заключил Михал. - Нужно действовать, покамест император не оправился от потрясения и не примирился с сыном...

И тут подал голос шейх Эдебали:

- Откуда ты, Михал Гази, - вопросил шейх, - откуда ты знаешь всё это? Слушая тебя, возможно подумать, будто бы ты и сам побывал в городе неверных, или у тебя там повсюду наставлены разузнавачи, а сродники твои живут на каждой улице поганого гнездилища неверных!..

Осман почувствовал, как досада накатила. В глазах чуть потемнело; чуял, как дрогнули губы под усами...

«Когда-нибудь я убью этого человека...» - спокойно и чётко прояснилось в уме... И далее ухитрилось ловко ввернуться продолжение фразы чёткой: «...я убью его, непременно убью, если только...» Ощущение зажатого рта сделалось в уме необыкновенно ясным, как будто и на самом деле он зажал себе рот ладонью...

Но Михал нисколько не смутился и не показал вида рассерженности, а отвечал на обвинительный голос шейха учтиво и внимательно:

- Многие греки наши имеют родичей в Константинополисе, я также имею там родичей, с которыми, впрочем, не поддерживаю никакой связи. Но когда в стольном городе случается такая беда, молва разносится куда как широко!..

Все удовлетворились ответом Михала, один лишь Эдебали ворчал. Какое могло быть принято решение? Только одно: следовало воспользоваться случившимся в Византии. Про себя, в уме, Осман подумал, что ведь непременно перед началом подготовки к действиям решительным должен быть ещё один совет полководцев. Но вдруг ему сделалось ясно, что не следует говорить об этом вслух. Он и промолчал.

Прошло ещё пять дней. Осман ни о чём не приказывал. Никто, однако, не упрекал его в бездействии. Верили ему и оттого полагали, что действия его и замыслы - верны, а если он не отдаёт никаких приказов, то, стало быть, так и надо; зачем-то, стало быть, выжидает...' Но Осман устал ждать, выжидать. «С чего это я вообразил, будто нечто произойдёт? - спрашивал он себя в уме. - Какие признаки, приметы мне были явлены? Нет, следует бросить пустые мечтания... Пустое, пустое...»