Слав Караславов - Низверженное величие

Прямо с этого старик и начал:

— Плохи дела, господин Развигоров… — И махнул рукой в сторону грузовика, покрытого брезентом.

Двое военных с помощью шофера в штатском уже снимали темный гроб. Он был тяжелым, люди с трудом подтащили его к краю кузова, чтобы взять на руки.

— Борис, наш Борис! — сказал дрожащим голосом Холилулчев.

Гроб внесли в кабинет и опустили на пол. Холилулчев продолжал причитать. Мужчины пожали опущенную руку Развигорова, сказали какие-то подобающие слова и остались в кабинете.

— Борис? Как же так? — Развигоров все еще не верил случившемуся. Один из вошедших, шофер грузовика, протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги. Это было свидетельство о смерти Бориса. Развигоров машинально нащупал в кармане очки, надел их дрожащими руками и стал читать. Слова прыгали перед глазами. В документе говорилось о самоубийстве сына. Развигоров нагнулся, попытался открыть заколоченный гроб, но шофер отодвинул только верхнюю доску. Да, это был Борис. Широкая нижняя челюсть заострилась и упиралась в высокий воротник мундира.

— Это было при вас, господа?..

— Да, господин Развигоров…

— Значит, вы не смогли этому помешать?

— Все произошло слишком быстро и неожиданно, господин Развигоров.

Помолчали. Каждый думал о своем. Отец долго смотрел на мертвого сына. Обманчивый мир, полный неизвестности! Зачем человек рождается, зачем живет на свете? Едва ли кто-нибудь может на это ответить. Живешь как во мгле и во мглу уходишь, а думаешь, что ты на земле самый нужный человек. Развигоров жестом попросил всех выйти и оставить его наедине с покойным. Провел рукой по лицу…

— Застрелился!.. — Он поднял голову и увидел, что шофер не вышел из комнаты, а стоял возле дверей, как бы на страже.

— А можно взглянуть на рану?..

— Не советую, господин Развигоров…

— Почему?

— Гроб крепко заколочен…

— Только по этой причине? — Развигоров посмотрел на шофера.

— Это создаст ненужные осложнения с новыми властями…

— А если я буду настаивать?..

— Это плохо для вас кончится.

— Так, значит… — Развигоров был в нерешительности. Мужчина молчал, опустив руки в карман куртки. — Но по крайней мере правду я могу знать?

— Правда — в свидетельстве о смерти, господин Развигоров.

— Понятно, — вздохнул отец.

— Теперь, раз вам все понятно, нужно поторопиться…

— С чем?

— С погребением. Все уже готово…

— Уже?.. — как-то устало отозвался Константин Развигоров и больше ни о чем не спрашивал. Он не заметил даже, как доехали до военного кладбища. Что-то оборвалось в нем, заставило закрыть глаза на все происходящее вокруг, замкнуло все его мысли в темном клубке боли. Грузовик давно скрылся из виду, а он еще долго стоял, глядя на свежезасыпанную могилу сына, вслушиваясь в жестокое неверие человеческой души, думая о лжи, которую нужно принять за истину, чтобы не оплатить эту истину собственной жизнью. И он предпочел жизнь во лжи, отчего почувствовал к себе презрение.

Но осознал он все это позже.

Ятак — человек, живший на легальном положении и помогавший партизанам. — Здесь и далее примечания переводчиков.

«Демократический сговор» — блок различных партий, победивший на выборах в 1923 году.

Народный блок — блок либерально-буржуазных партий, одержавший победу на выборах 1931 года.

Чорбаджи — богач, собственник земли; хозяин, господин.

Гайтан — шнур, галун, нашивавшийся как украшение на одежду.

Чешма — каменное сооружение с краном для отведенной воды источника.

РМС — Революционный союз молодежи.

Бай — уважительное обращение к старшему.

Мечкаря — в этом прозвище заключена метафора, которая далее скрытно развертывается: мечка — медведь, мечкар — вожатый дрессированного медведя.

Софра — низкий столик для еды.

Члены молодежной фашистской организации в довоенной Болгарии.

Шоп — крестьянин из Западной Болгарии.

Шумкари или шумцы — от «шума» — лиственный лес (болг.). Так называли партизан сороковых годов, скрывавшихся в лесах.

Рила — горный край на юго-западе Болгарии.

Лесовики — то же, что шумкари, см. прим. на с. 166. /В файле — примечание № 13 — прим. верст. /