Всеволод Иванов - Черные люди

— Ай-ай, господи, помилуй! — перекрестился на иконы Алексей Михайлович.

— А и то, государь, еще — на Балчуге в кабаке разные люди шибко злобятся на дьяка на Чистого Назара Иваныча. Ярославец-де он, а они завсе воры, везде они как лисы. Чистый-де Назар это дело с дорогой солью вместе с бояры спроворил, народ голодует. Да еще в этом деле гость именитый Шорин Василий Григорьевич тоже боярскую руку держит. А как соляную пошлину учредили, орут горлопаны: царь-де давал указ «иные поборы со всей земли и проезжие мыты везде отставить, стрелецкие да ямские деньги сложить. И торговым людям соль во все уезды и города возить без мыту, чтобы людям всех чинов тесноты и убытку не было бы». Обманул-де царь народ-то, рыбы нету, народу есть нечего. А и хлеб, кричат в кабаках, дорожает. За рубеж его-де увозят, прода-ают!

— Так мы же хлеб в мену за товар отдаем! — вскричал царь.

— Во-во, так люди и говорят, государь, — с поклоном говорил Плещеев. — Чужим-то продаем, а своим есть нечего, а товар-де народу ни к чему… Тот-де хлеб бояре да дворяны у своих пашенных людей выколачивают да за рубеж везут продают, а себе сами хоромы строют каменные. Да еще, говорят, обида народу — аршины орленые покупать велят силом, а тот-де аршин — рубль, а прежнему аршину алтын цена. А все одно меряй!

Морозов глянул на царя, тот — на него, а Левонтий Степаныч, опустив седую голову и расставив руки, говорил потише:

— И еще кричит народ: слышно-де, что обижают народ— вновь воеводы-де стали-де скощенные налоги доправлять, что с соляным налогом отставили было. На правежи ставят! И тут, боярин Борис Иваныч, еще о тебе нехорошо бают. Сказывают…

— Ну, чего? — погладил Морозов длинную бороду. — Сказывай.

Плещеев молчал.

— Ну, ну…

— Сказывают еще, что царь-де сейчас не прямой государь. Не подметный ли? И посадил его на царство…

— Ну, кто? — рявкнул было Морозов, да сдержался.

— Ты, боярин… Морозов Борис Иваныч! Не прогневайся! И табак, дьявольское зелье, в продажу ты пустил. Все-де из-за денег… Больно-де тебе деньги надобны. И соль, и табак. И кабаками душит народ. Пить в кабаке можно, а есть нельзя! И пьяные кричат питухи в кабаках: «Будет грех на Кремле из-за Морозова!»

Царь бледнел понемногу, взялся за край стола.

— О раб неверный! — шептал царь, косясь на дверь. — Зачем тех людей не пытали? Зачем тайно не дознались, какой сговор и скоп с кем еще? Стрельцов послать! Хватать везде!

— Где схватишь, государь? Все они такие. Волчий народ! Все только и говорят о старине. О земской вольности! Бога не боятся! Царя не чтут! — плакался тоненько Плещеев.

— Иваныч, что делать-то будем?

Морозов спокойно выговорил:

— Иди с богом, Левонтий Степаныч! Мы с государем надумаем. Да скажи боярам в Передней избе — сегодня о делах сиденья не будет! Пусть домой съезжают!

Плещеев взмахнул покорно длинными рукавами шубы, повалился, стукнул головой о ковер, поднялся, попятился задом, вышел.

В Передней на бревенчатых стенах, проконопаченных цветной шерстью, скудно горели свечи. Бояре обступили Плещеева:

— Что государь? Сказывай, Левонтий!

— Помяни, господи, царя Давыда и всю кротость его! — отшучивался Плещеев. — Бояре, сидеть о делах сеночь не будем! Поезжайте с богом восвояси Государь указал!

Спускаясь с дворцового крыльца, Плещеев догнал, взял за рукав шубы своего дружка Милославского. Тот тревожно обернулся.

— Илья Данилыч! — шептал Плещеев. — Опасно мне, как бы грозы не было. Молод государь, а все норовит с прадеда, с царя Ивана Васильевича, пример взять. Михаил-то Федорович, покойник, был прост да смирен, царство ему небесное, ну а этот хочет, должно, когти свои казать. А они — есть ли они, коготки-то? Хе-хе!

В царской комнате. теперь боярин Морозов запросто сидел на лавке, царь ходил перед ним взад и вперед.

— Земские люди бунтовать хотят, государь! То страшно! — говорил Морозов, и пальцы правой его руки играли в бороде. — Бояре-то не страшны: у бояр есть что взять, — значит, их прижать можно. А черных людей не прижмешь, нищему-то пожар не страшен! И ежели они с дубьем да ослопьем на Кремль пойдут, чево делать будем?

Алексей придержал шаг:

— А стрельцы, Иваныч?

— Государь! Стрельцы от посадских людей недалеко ушли! Тоже на земле пашут да промышляют кто чем. Торгуют. Ведомо мне, что и они смутны. Сторожа Кремлю нужна, государь, надежней, чем стрельцы… Кто на земле сидит, тот и бунтовать может. Надежней тот, кто на жалованье состоит!

— Стрельцов на жалованье? — снова задержался Алексей.