Савва Дангулов - Дипломаты

Сэр Джордж здесь авторитет. Его участие дало клубу имя. Он равнодушен к знакам внимания, однако готов их принять сполна — все, что причитается, отдай! Когда сэр Джордж открывает коробку с сигарами, три руки пододвигают пепельницы: не беда, что сэр Джордж окружен хороводом пепельниц, у него это не вызывает улыбки. Когда Бьюкенен неожиданно останавливает усталый взгляд, на окне, почтенные знатоки русских дел тянутся к форточке: «Не душно ли вам, сэр Джордж?» Бьюкенен устал, у него болят ноги и поясница, его мучит головокружение. Как некогда в Летнем саду, его иной раз так завертит и закружит на дорожке Гайд-парка, куда он приходит по утрам, что впору броситься в объятия дубам и вязам. Нет, Бьюкенен принимает знаки внимания не из тщеславия, просто пришла старость и без крепкой руки, которая поддерживает тебя, на ногах не удержаться.

Но вот в глубине дома осторожно щелкнул дверной замок, и большая люстра восприняла шаги человека, входящего в гостиную.

— Сэр Уинстон Черчилль…

Нет-нет, надо смотреть не на сэра Уинстона, а на сэра Джорджа — в своем роде психологический фокус. Взгляните только, как подскочит сэр Джордж, с какой легкостью и радостной бравадой он устремился вперед, как ткнул локтем соседа и отвел створку двери — непросто тучному сэру Уинстону войти в дверь! Но дело даже не в том, как Бьюкенен встретил сэра Уинстона, взгляните только, как он повел себя дальше: сдвинулся рычажок в мозгу человека, пришли в движение колесики, которые были неподвижны едва ли не с рождества Христова! Сэр Джордж уже не полулежит в кресло, а скорее стоит, изобразив своей длинной фигурой вопросительный знак. Диву даешься, как можно принять эту мудреную позу, не утвердив соответствующего места на сиденье. «Настоящему политику, сэр Уинстон, никогда не стыдно отказаться от своих прежних взглядов, если время… Короче, я — за вторжение. Разумеется, я понимаю, что при налоге в шесть шиллингов на фунт это сделать трудно, но при шести шиллингах и десяти пенсах… Речь идет лишь о десяти пенсах, сэр Уинстон!»

В большой гостиной становится все темнее и, так кажется Петру, тише; члены русского клуба погрузились в нелегкое раздумье: десять пенсов и вторжение в Россию.

— Все так ясно, — произнес Петр с той энергией и непримиримостью, с какой вел весь разговор. — Как ни спешно для вас было это дело, вы выждали сутки и обратились с просьбой о депеше к Литвинову. Заметьте, не ко мне, а к Литвинову, и в этом был резон… — Вы сказали: резон. Какой? — спросил Тейлор.

К этим жестким «вы сказали» Тейлор обращался не без умысла — он получил от Петра готовые русские фразы и, повторяя их, выгадывал время — в этом напряженном разговоре время было ему очень нужно.

— Если вы частное лицо, вы можете обратиться с этой просьбой и ко мне, — проговорил Белодед.

— Я лицо не частное! — почти патетически воскликнул Тейлор. — И все, что я сказал, имеет силу официального разговора.

Любопытно, чем определены русские интересы Тейлора? Его далекий предок, может, тот самый, чей портрет висит в большой гостиной, ходил в Вологду за русским мехом или другой прародитель, не столь древний, но столь же упрямо цепкий, был главой британской дипломатической миссии у Екатерины? В какой мере это было так и насколько все это могло оказать влияние на судьбу Тейлора? Кем видит себя Тейлор в будущем: шефом восточноевропейского департамента на Даунинг-стрит или директором русско-британской, лучше, британской нефтяной компании в городе на Каспийском море?

— А вот о себе я этого сказать не могу, — возразил Петр. — В этом вопросе, разумеется, преимущество у вас. — Петр поймал себя на мысли, что произносит эти слова — «преимущество у вас» — с радостью. — Как вы понимаете, — продолжал Белодед, — этот разговор имеет смысл, если ведется на началах паритетных. Официальному положению вашему должно соответствовать такое же положение человека, с которым вы ведете разговор.

— Вы сказали: «на началах паритетных». Тогда мы зашли в тупик, — проговорил Тейлор.

— Нет, почему же, Литвинов должен быть освобожден из тюрьмы. Он единственное официальное лицо, которое правомочно вести переговоры.

— Ну, что ж, желаю вам… продать всю пеньку, мистер Белодед! — вырвалось вдруг у англичанина.

— Благодарю вас, мистер Тейлор.

Они простились, едва вышли из холла. Дальше провожать Петра Тейлор не стал. Нормы вежливости дозированы: меньшее внимание неприлично, большее в данном случае вряд ли уместно.