Савва Дангулов: Дипломаты

Подошел человек с синими сединами, показал на часы:

— Господин посол, ваше время истекло, но пять минут я могу взять на себя.

— Благодарю вас, мистер Кейк.

Но как Литвинов использует эти пять минут, которые великодушно предоставил ему человек с синими сединами?

— Послушайте, Белодед, все хотел вас спросить, какими пистолетами вы увлекаетесь? — спросил Литвинов. — Браунингами или кольтами? Если память мне не изменяет, вашей страстью были кольты?

Петр рассмеялся. Наверно, это характерно для Литвинова. В тот раз он запомнил эту деталь: дипломат, увлекающийся кольтами. В его сознании Белодед отождествляется с этой страстью.

— Нет, зачем же кольт и браунинг, сейчас есть великолепная машина смит-и-вессон, — заметил Белодед.

— И вы, конечно, были у лондонских оружейников и видели ее?

— Видел.

— И я увлекался когда-то оружием! Но об этом. — Литвинов помедлил, оглянулся вокруг, — в другой раз.

Они быстро пошли от окна.

— Вы видели этого мистера Кейка, который так любезно предоставил нам эти пять минут?

— Да, разумеется.

— Простая и верная душа, хотя и работает здесь не первый год, — произнес Литвинов, пытаясь обнаружить взглядом человека с сиянии сединами, который, видимо, на минутку вышел в коридор.

— Между прочим, он относится к нам не без симпатий, и я ему верю. Ему ведь незачем хитрить. — Литвинов посмотрел на распахнутое окно. — У меня такое впечатление, что еще на этой неделе мы с вами встретимся под чистым небом.

Тейлор пригласил Петра к себе.

Хочешь не хочешь, а продолжишь спор с Репниным: для Петра британская столица сейчас именно остров необитаемый. Для Петра — не для Тейлора. За Тейлором — ревнивое участие родного города, сонм друзей и советчиков, многоопытный Форейн-Оффис. За Белодедом только он сам, Белодед. Нет, здесь девятнадцатый век ни при чем! И многомесячные поездки на перекладных, и длинные российские дороги, и полосатые столбы упомянуты не к месту! Все может обернуться так круто, что ты окажешься один. Короче, в посольстве пожар и судьба большого дела, которое тебе доверено, как собственная судьба, в твоей власти.

В семь вечера Петр был на Бейсуотер. Подъезд трехэтажного каменного дома, чем-то напоминающего гостиницу. На звонок вышел Тейлор.

— Простите, что я не при галстуке — работал… — как это по-русски? — до седьмого пота! — молодой дипломат одет с изысканной простотой. Небрежность его домашнего костюма рассчитана. — Подписал гору бумаг и могу съесть вола!

Тейлор не рисуется: ему действительно кажется, что он много работал и имеет право быть довольным собой. На взгляд Петра, гордость Тейлора наивна: вряд ли ему ведом смысл слов, которые он произносит, — «до седьмого пота».

Они идут по дому. На улице полдень с облачным небом, а тут сумерки. В гостиной портрет человека в жабо — наверно, далекий предок. По лицу разлился румянец, в то время как губы посинели. Румянец бело-розовый, стариковский, от холодной спальни, в которой, по английскому обычаю, должно быть, спал предок. Впрочем, синие губы тоже от холодной спальни. Если бы можно было заглянуть чуть-чуть вперед, то нетрудно установить: синие губы предрекли почтенному предку кончину — предок умер в своей спальне, окоченев, — английская смерть для знатных и, пожалуй, незнатных. А сейчас предок задумался, смежив набухшие веки и сжав губы. Где-то волнистое жабо слилось с волнистой кожей лица — из жабо торчат только глаза, выражающие и норов и упорство, да старушечий рот, исполненный неутоленной гордости и презрения, на века и века вперед — презрения. Сколько поколений Тейлоров обречены ходить под взглядом этих глаз и нести на себе это презрение?

— Не нашли ли вы хорошего покупателя пеньки? — спросил Петр. Он решил заплатить Тейлору за его остроты сторицей.

— Нет, я хочу говорить о пеньке в той мере, в какой она относится к дипломатии, — парировал Тейлор.

— Но предметом нашего разговора будет пенька, мистер Тейлор, — настаивал Петр.

— Дипломатия, мистер Белодед.

Два часа пополудни слишком поздно для ленча, впрочем, в Лондоне час ленча у каждого свой: у докеров в двенадцать, у клерков Сити в двенадцать тридцать, у деловых людей — между часом и двумя. Что же касается Тейлора, то он лишен предрассудков и по необходимости может сесть за стол в одно время с докерами, клерками или деловыми людьми.

Человек с красным затылком, накрывавший на стол, художник: сочетание добрых кусков мяса, зажаренных на сильном огне, со свежеподжаренным хлебом и искристой грудой зеленого салата хорошо и по краскам.