Репнин увидел только сапоги Северцева, они были сегодня надраены так, как не драились, наверно, от сотворения мира.
— Да, да, пожалуйста, — произнес Репнин по инерции и, увидев Кедрова, который шел к нему (очевидно, Кедров хотел представить Репнина Нулансу сейчас), добавил: — И последующие два танца… Я буду занят с полчаса.
— Да, разумеется, Николай Алексеевич, — подхватил Северцев, осмелев, и даже улыбнулся.
И Настенька улыбнулась: ее словно устраивал такой оборот дела.
И вновь Репнин увидел, как потекло платье Настеньки, и стало худо от сознания того, что ей может быть хорошо и без него.
А Нуланс уже быстро шел к нему, и, казалось, брюшко француза способно было все смести на своем пути.
— Репнин? — произнес он и задумался, скрестив свои смуглые руки на животе. — По-моему, я вас видел на Французской набережной.
Нуланс, как хорошо помнит Николай Алексеевич, не мог видеть Репнина на набережной (Французская набережная была синонимом французского посольства), однако в словах Нуланса был свой смысл.
— Я был на набережной в день приезда президента Пуанкаре, — сказал Репнин.
— А позже? — спросил Нуланс.
— Позже — никогда.
— Разве?
Они медленно шли вдоль окон, и платье Настеньки стояло у Репнина в глазах, будто бы никто и не танцевал в этом зале, кроме нее и Северцева.
— Значит… если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе, — взглянул вдруг своими круглыми, глазами Нуланс.
Репнин не ожидал, что французский посол так безбоязненно приблизится к огню, который бушевал между ними. Близость огня Репнину показалась опасной, и он предпочел отступить.
— Собственно, кто Магомет и кто гора? — спросил он, улыбаясь, и, подняв глаза, увидел прямо перед собою жену.
— Магомет, Магомет, — вдруг задумчиво произнес Нуланс и почти сокровенным шепотом добавил: — В наше время и горы не стоят на месте.
— Нет, мне решительно необходимо установить: кто гора и кто Магомет? — рассмеялся Репнин.
— У нас еще будет время решить эту задачу, — заметил Нуланс и, обратившись к жене, которая сейчас медленно шла к нему, поддерживая ладонью обильные желто-седые волосы, добавил: — Я хочу тебе представить господина Репнина… — Нуланс запнулся, не без умысла: посол хотел дать понять Репнину, что испытывает затруднение в попытке как-то охарактеризовать его. — Он был на Французской набережной во время визита президента Пуанкаре, — добавил посол тоном, в котором иронический подтекст был едва ли не обнажен.
Блеклые уста мадам Нуланс на какой-то миг оставались сомкнутыми — ей явно надо было больше времени на раздумье, чем мужу. Все-таки они были очень похожи, мосье и мадам Нуланс. Если верно, что со временем супруги становятся похожи друг на друга — чем больше лет, тем больше сходства, — то в данном случае счастливое супружество четы Нуланс длилось века — за десятилетия такой степени сходства достичь невозможно.
— О, мы не теряем надежды принять вас вновь на Французской набережной в Петрограде, — наконец произнесла супруга посла бойко, не очень сообразив, с кем имеет дело.
Круглые глаза Нуланса мученически расширились. Фраза жены явно не входила в его расчеты.
— Но прежде чем мы примем вас на набережной, мы рады будем видеть вас в Вологде, — сказал он, не уточнив, где и когда хочет видеть Репнина.
Нет, они были очень похожи, мосье и мадам Нуланс, настолько похожи, что казалось недоразумением, что один все еще носит брюки, а другая — юбку.
— Как ваша первая акция? — спросил Кедров, когда Репнин расстался с четой Нуланс.
— Разговор едва ли не протокольный, — заметил Репнин уклончиво, ему не хотелось огорчать Кедрова.
— Без надежды на успех? — спросил Кедров; этот вопрос слишком напрашивался, чтобы не задать его.
Репнин молчал.
— Мы увидим сегодня и Френсиса? — спросил Николай Алексеевич после некоторой паузы.
— Да, разумеется. Кстати, он, кажется, повернул сюда.
Подошел человек выше среднего роста, седоусый, с бледным высоким лбом и рассеянно пристальными глазами, какие бывают у людей весьма почтенных лет. Впрочем, надо отдать должное Френсису, его глаза умели незаметно обнять весь зал и все видели.
— Репнин? Как же, слыхал, и неоднократно. — Он на миг умолк, и лицо изобразил озабоченность. — В одно время с вами в Лондоне работал Арчибальд Хэлл, мой школьный друг.
«Если Френсис придумал историю с этим Хэллом, то придумал хорошо, — сказал себе Репнин. — Но к истории этой можно прибегнуть, будь она даже и мифической, только если есть необходимость, а главное, желание найти с собеседником общий язык. Тогда позиция Френсиса отлична от позиции Нуланса».
Читать дальше